Сломай меня - Меган Брэнди
Рэйвен.
Он хмурится.
– Мы с Мэддоком ехали повидать нашу племянницу, когда Кэптен… ну, не мог. Свернув за угол, увидели две машины посреди дороги. Одну мы не узнали, а вторую видели уже миллион раз. Дым и маленькие языки пламени, а еще тело девушки на земле – все, что мы могли разглядеть.
Я обхожу водительскую сторону, слушая его, но не сводя взгляда с машины.
– Мы выскочили из машины еще до того, как она остановилась, и побежали. Бишоп держал этого урода за горло, приставив нож.
Я, видимо, охаю, потому что Ройс бросает на меня быстрый взгляд.
– Потом мы заметили Рэйвен. Она была бледной, как чертов призрак, как будто вот-вот отключится. Она позвала Баса, и тот, не задумываясь, сразу бросил парня. Оставил спину неприкрытой и пошел к ней, вот так просто.
Я делаю глубокий вдох.
– Мы уже подбегали, когда тот ублюдок встал. Это был парень, которому мы еще не так давно доверяли. Наш друг, его друг.
– Кто это был?
Ройс колеблется, но потом отвечает:
– Его звали Лео, светловолосый сукин сын, самый меткий стрелок из всех, что мы видели. По мнению Лео, Рэйвен заняла место, которое он считал своим, но он был слишком тупым, чтобы понять – мы вообще никому не собирались отдавать это место. Бас уже был впереди него, но они были приятелями, так что когда мы обратились именно к Басу, это стало для Лео неожиданностью, и он обиделся еще больше. Он лажал и до этого, но, очевидно, на этот раз обида овладела его маленьким слабым разумом настолько, что он попытался вынести мозг и нам.
Боже. Я сглатываю.
– И что случилось, когда этот Лео встал?
– Он побежал на Баса с огромным куском стекла. Мэддок бросился к Рэйвен.
– А ты помог моему брату.
Он бросает быстрый взгляд на меня.
– У меня вообще не должно было быть такой необходимости. Бас обязан был позвонить нам, когда она попросила ее куда-то отвезти.
– Но он не позвонил, а ты все равно прикрыл его спину.
Ройс сердито смотрит на разорванные подушки безопасности.
– Он прикрывал Рэйвен, и не только в тот раз.
– Он был в нее влюблен?
– Нет, не думаю, но только он может сказать наверняка. – Ройс делает паузу, а потом говорит: – Они оба из дерьмовых мест, так что он понимал ее, а она его.
– Где этот Лео теперь?
Он вперивает в меня взгляд.
– Спроси своего брата. Я пытался заставить Баса уехать с места аварии с нами, но он отказался, сказал, что знает, куда отвезти Лео, чтобы утопить.
– Утопить… мой брат не умеет плавать.
Он пожимает плечами.
– Может, Лео тоже не умел.
Я вздыхаю, окидывая взглядом машину.
– Мой брат… Его здесь нет, да?
– Нет, – без промедления отвечает Ройс.
– Ты заставил его уехать?
Он долго смотрит на меня, потом качает головой.
Нет.
Он не заставлял его уезжать.
Бас сам решил уехать и ничего мне не сказал.
Чувствовал, что не может сказать?
Боль пронизывает мою грудь, пока я стою перед машиной, которую так ждала увидеть рядом с домом моей тети – все последние четыре года.
Бас говорил, он работает над тем, чтобы сделать наши жизни лучше, и может, так и есть. Но что за дерьмовой сестрой была я, ничего не делая, кроме того, чтобы просто ждать, когда моя рука ляжет в его руку.
Я сидела и ждала, когда мой старший брат позвонит и скажет, что время пришло, что мы снова станем семьей и построим новую жизнь где-нибудь вдали от всего этого. Начнем все заново.
Почему он должен нести за меня ответственность?
Почему он должен пахать, не жалея сил, ради кого-то, кроме себя?
Может, он больше не хочет нести лишний груз, которым является его сестренка?
Он не спросил о той испоганенной жизни, что у нас была, и уже спас меня однажды… не однажды – много раз, если считать все дни и ночи, когда его избивали вместо меня.
Я делаю шаг назад, глядя на «Кутлас», вспоминая тот день, когда Басу наконец отдали ключи. Он был еще слишком юн, но уже мог доставать до педалей, чтобы садиться за руль, а когда он возвращался назад после своих коротких поездок, боль от ударов, которые встречали его, многократно возрастала.
И я никогда не говорила брату, что каждый раз, когда он уезжал на очередную вечернюю прогулку, еще более злые руки опускались на меня.
Ему необходимо было сбегать иногда, а я смирилась с тем, что стала боксерской грушей, чтобы он мог себе это позволить.
Я была младше и слабее, но в эти несколько коротких минут, пока меня били, я его защищала.
Или я себя в этом убеждала.
Внутри поднимается злость, мышцы напрягаются, за глазами нарастает давление.
Мой отец говорил мне, что, если я хочу, чтобы побои прекратились, я должна попросить брата оставаться дома.
Я солгала отцу, сказав, что постоянно умоляю Баса, но он не слушает меня, – солгала, чтобы отец думал, будто Басу все равно, а отец так и думал.
Если бы я и вправду попросила, Бас бы не просто остался, а продал бы машину и спрятал деньги, сделал бы так, чтобы у него не возникало желания прыгнуть за руль. Но отец… он бы придумал, как причинять нам боль по-другому.
Басу – нападая на меня, а мне – нападая на него.
У меня начинают потеть ладони.
Прости, брат. Пришло тебе время жить своей жизнью, не беспокоясь обо мне.
Я поднимаю биту над головой и обрушиваю ее на машину. Лобовое стекло разлетается на осколки, и они осыпают передние сиденья.
Я снова поднимаю биту и бью по заду. Замахиваюсь и замахиваюсь, справа налево, слева направо, пока наконец в корпусе не начинают зиять дыры.
Я кричу, держа биту над головой трясущимися руками, и вдруг Ройс оказывается у меня за спиной. Он толкает меня бедрами вперед, и мое тело оказывается прижато к машине.
«Я понял», – думаю, именно это он прошептал бы, если б почувствовал необходимость что-то сказать, но он молчит.
Я выпускаю биту.
Мои локти опускаются ему на грудь, а запястья ложатся на изгиб его шеи. У нас такая большая разница в росте.
Он не пытается сбросить их, и я делаю рискованное движение: наваливаюсь на него всем своим весом, надеясь, что