Неожиданный удар - Ханна Коуэн
– Ты не должен принимать ее сторону, – бурчу я.
– Я не принимаю. Я всегда буду на твоей стороне. Просто попробуй представить, что она чувствует, прежде чем спускать на нас Алую Ведьму[4].
Смеясь, я поворачиваю в свой район. От детского прозвища меня накрывает волной ностальгии. Лео и его отсылки к комиксам неразделимы.
– Сколько раз я просила не называть меня так? – спрашиваю я.
– Слишком много. Но ты знаешь, что я не перестану. Так что просто смирись.
Я еду вверх по пологому холму, который служит неофициальным въездом в наш жилой комплекс, и замечаю острую крышу своего дома – всех тысячи девятисот квадратных футов[5].
Кирпичи, выкрашенные бледно-желтой краской, выделяются на фоне темного камня и сайдинга недавно отремонтированных соседних домов, как нарыв на большом пальце. Но сейчас я ненавижу их не так сильно, как в детстве, когда меня называли «рыжей из желтого дома с холма».
Высокие кусты, подстриженные слегка неровно, окаймляют маленькую лужайку, а в самом центре установлен скворечник того же желтого цвета, который явно знавал лучшие времена. Добавьте к этому почтовый ящик, который больше не открывается из-за сломанной крышки, и я уверена, что мы являемся темой обсуждений на собраниях собственников в конце месяца.
Каждое утро я пробегаю мимо упомянутого ящика и удивляюсь, не обнаружив в нем письма от миссис Эвансбург, главы комитета, с приказом привести дом в порядок.
– Лео, – говорю я, готовясь перевести тему на кое-что слишком тяжелое для второй половины понедельника. – Ответь честно. Как думаешь, я справлюсь с этой работой? Тренировать людей, чтобы помочь им достичь мечты, которую сама имела и потеряла? Я даже не касалась льда с той игры.
Завернув на короткую подъездную дорожку, я паркую машину и упираюсь лбом в руль.
– Мне очень не нравится, когда ты так говоришь, Скарлетт. Ты ничего не потеряла. Травма – не твоя вина. Ты лишилась карьеры, потому что жизнь может быть высокомерной сволочью по отношению к лучшим людям. Но да, я считаю, что ты справишься. Если кто и сможет, то это ты. Адам действительно хороший человек. Я у него в долгу, он очень помог с коленом.
Я сдавленно выдыхаю и откидываюсь на сиденье. Именно этого я и боялась. Лео никогда не врал мне, и слова поддержки от него только добавляют реальности моему решению. Теперь нет пути назад. Я больше не могу прятаться.
Мой взгляд цепляется за порхающие крылья коричневой пташки, которая пикирует на купальню для птиц рядом с крыльцом. Чертово беззаботное создание поднимает крылышки и в клюве подносит воду к неоперенным участкам кожи. Раньше меня не занимали птицы. Всегда было очень много дел, очень много мест, так что я даже не обращала внимания на пернатых, поющих на моем подоконнике или чирикающих на ветвях дерева на заднем дворе.
Остановиться, чтобы, так сказать, наслаждаться розами, было мне чуждо.
Однако теперь я стала относиться к некоторым вещам иначе, чем до травмы. Более медленный ритм, который приобрела моя повседневная жизнь, – второй плюс моей разрушенной карьеры. Первый – возможность быть здесь и заботиться о больной маме, чтобы ей не пришлось бороться одной.
– Если бы ты был мне симпатичен, Леонард Орло, то я давно бы тебя захомутала. Тебе всегда удается порадовать мое эго, когда оно на нуле.
Он смеется:
– О, детка. Я бы завоевал тебя, когда мы впервые встретились, и ты сказала, что твоя прабабушка Бетси обогнала бы меня на льду с завязанными глазами и вперед спиной.
– Зато можно смело утверждать, что с тех пор ты стал кататься лучше.
Так и есть, и он это знает. Я некоторое время не смотрела его игры, но он быстрее, чем я в свои лучшие дни. Я проиграла слишком много пари за время нашей дружбы, чтобы утверждать иное.
– Чертовски верно. Но, может быть, эта работа – подарок судьбы? Я буду рад, если когда-нибудь ты вновь составишь мне компанию на льду. Желательно до того, как я выйду на пенсию.
– Не драматизируй.
– Эй! Ты не можешь меня винить, Летти. Ты избегаешь льда. Не притворяйся, что это не так. Если так будет продолжаться, я стану морщинистым стариком, прежде чем снова увижу тебя на площадке.
Он прав. После своей последней игры я избегаю даже смотреть на коньки. Они напоминают мне о неудавшейся карьере и очевидном факте: я не знаю, что делать дальше. Я вложила в занятия хоккеем все силы и надежды, а когда это стало невозможным, чертовски быстро поняла, что у меня нет плана Б.
– Я буду работать над этим, – бурчу я.
В окне гостиной появляется мамин силуэт, и она радостно машет мне рукой.
– Спасибо, что поговорил со мной, Лео. Мне лучше идти в дом, пока мама не вышла и не вытащила меня из машины. Уверена, ей не терпится услышать про мое собеседование.
– Всегда пожалуйста. Ты же знаешь, – говорит он, – если «Вудмены» пройдут во второй раунд, то через пару недель мы будем играть с Ванкувером или Вегасом. Если с Ванкувером и я достану тебе билет на игру, ты придешь? Ради меня?
По спине ползет паника, но я прогоняю ее. Шансы на то, что «Миннесота» проиграет «Колорадо Найтс», своим нынешним соперникам по второму раунду плей-офф, крайне малы. Они обыграли их в трех предыдущих играх, а счет в серии два – один. Очень скоро «Миннесота» приедет в Ванкувер, поскольку «Варриорс» тоже, скорее всего, обыграют своих соперников, «Вегас Краунс».
В плей-офф может случиться все что угодно, но я навечно верна команде своего города.
– Да. Если ты не против, что я буду в свитере Хаттона.
– Девушка «Варриорс» до мозга костей, – ворчит Лео, как будто ему больно от того, что я болею за игрока Ванкувера. Вообще-то, если подумать, то, может, и больно. – Хорошо. Но не смей приносить плакат.
– Посмотрим. Мне пора, еще созвонимся.
Он начинает протестовать, но я завершаю звонок.
Едва успеваю выйти из машины, как из дома вылетает мама. Ее улыбка сияет так, что можно осветить самый темный тоннель.
– Ты долго. Меня распирает от любопытства, – говорит она, когда я поднимаюсь на крыльцо и встаю рядом.
Термобигуди на ее тонких волосах подпрыгивают, когда она хватает меня за руку и тянет к двум плетеным креслам в закутке крыльца, который мы называем ее кофейным уголком. Над одним сиденьем покачиваются
