Элиза и Беатриче. История одной дружбы - Сильвия Аваллоне
– Ты ничего не понимаешь, – серьезно ответила она. – В понедельник после обеда приходи ко мне домой – виа Леччи, семнадцать, – и я покажу тебе кое-что, чего никто не видел.
– Не знаю, смогу ли я…
– Сможешь.
Было поздно. Не прибавив больше ни слова, мы помчались вниз по тропе: Беатриче впереди, я следом. Как и все последующие годы. Она по эту сторону (зеркала, объектива, компьютера) – я по другую. Она на свету – я в тени, она говорит – я слушаю, она продвигается – я наблюдаю.
Хотя в тот вечер мы просто неслись вперед и играли в догонялки: она на новеньком коне, а я на старой колымаге. Подпрыгивая на колдобинах, уворачиваясь от прорезавших землю сосновых корней, с криками и воплями. Две ненормальные.
В город въехали уже в десятом часу. На кругу с виа Орти Беатриче уехала направо, а я налево. Мы расстались, посигналив друг другу, связанные невидимой нитью: обещанием встретиться в понедельник после школы.
Потом волшебный сон закончился. Паркуясь у дома, я вновь ощутила, как желудок наполняется безысходностью. На первом этаже в кухне горела лампа, и лишь отец ждал меня там.
2
Чужие друг другу
Калитка была приоткрыта, дверь не заперта, словно отец узнал звук двигателя или же – что еще хуже – все это время просидел у окна, дожидаясь меня.
Если бы у меня был выбор, я бы поехала куда-нибудь еще. Эта темная квартира, эти погруженные в молчание комнаты лишний раз доказывали, как мы одиноки.
Я несмело, точно гость в чужом доме, пошла по коридору. Хотелось есть, в воздухе висел аппетитный запах рыбного соуса. В грязных ботинках и в заношенной куртке брата я появилась на пороге кухни.
Стол был накрыт заботливо, по-настоящему, не в мамином небрежном стиле. Скатерть чистая и выглаженная, глубокие тарелки стояли на плоских сервировочных, вместо обрывков бумажных полотенец лежали тканевые салфетки. На плите на минимальном огне кипела вода, рядом ждали своей очереди две порции спагетти. По телевизору шел очередной выпуск «Суперкварка», за которым папа внимательно следил.
На часах было без двадцати десять.
Обернувшись, отец спокойно спросил:
– Кидаю макароны?
Я кивнула. Роль глухонемой мне удавалась прекрасно: сказывались месяцы тренировок. Папа встал, снял с кастрюли крышку, прибавил огонь.
– Можешь разуться и снять куртку, если хочешь, и вымыть руки.
Его вежливость раздражала, а помешанность на чистоте – тут я вообще молчу. В моей прошлой жизни никто никогда не говорил мне мыть руки. Мой брат отсчитывал деньги за курево, зажимал гашиш между большим и указательным пальцами и грел его над зажигалкой, потом теми же пальцами лез в пакет с картофельными чипсами. Иногда эти чипсы составляли его ужин.
Я подошла к раковине, выдавила немного жидкости для мытья посуды и быстро потерла ладони и пальцы. Не снимая, впрочем, куртки и ботинок-амфибий фиолетового цвета с железными носами, в которых я была похожа на Чарли Чаплина: у меня тридцать шестой размер, а они сорокового; до этого они принадлежали Себо, лучшему другу Никколо, теперь же составляли мне компанию.
– Послушай передачу, – отец показал на экран, где проплывали планеты и туманности. – Очень интересно. Астрономию в классическом лицее всего три года изучают, к сожалению.
Я не имела понятия, когда у нас начнется астрономия; я только-только перешла в старшую школу. Его попытки завязать разговор, особенно на научные темы, нервировали меня еще больше, чем его прекрасные манеры.
– Меня завораживает мысль, что вселенная изучена всего на десять процентов, – продолжал отец, помешивая спагетти. – А все остальное, то есть несоизмеримо большая ее часть, по-прежнему остается загадкой.
К глубокому сожалению, я его слушала. И даже шпионила за ним – точно так же, как и он за мной. Проходя мимо его кабинета, косила туда глазами, а когда он говорил по телефону с коллегами – подкрадывалась и подслушивала. На самом деле мне мало что удавалось понять. Но ему везло еще меньше: я ни с кем не говорила по телефону, всегда закрывала дверь своей комнаты, а если шла в ванную, то запиралась на два оборота и открывала все краны.
Вроде отец и дочь, а на деле словно посторонние. Трудновато начинать отношения с четырнадцатилетним опозданием.
Тем ноябрьским вечером я в своей пилотской куртке окопалась на стуле у горячей батареи. Внутри пузыря, наполненного нетерпимостью и злобой и не желавшего разрываться. На заднем плане Пьеро Анжела объяснял разницу между эллиптическими и спиральными галактиками. Отец попробовал макаронину.
– Всемирная паутина сейчас устроена похожим образом, – прокомментировал он. – Все, что доступно, – это не более одного процента. – Он попробовал вторую макаронину и решил сливать воду. – Но ты только представь, как благодаря этому проценту изменится жизнь на планете. Вам ведь в школе объясняли, что такое интернет? Какой это неисчерпаемый источник информации?
Для меня в последние месяцы это был источник раздражения. Потому что, когда отец подключался к интернету, телефон не работал. И плевать мне было на его сайты и чаты. А вот то, что он в десять вечера готовил мне спагетти с морепродуктами, – впечатляло. И тревожило. Поэтому я нервничала еще больше. Словом, наши совместные ужины превращались в сплошное мучение.
– Хочу в ближайшее время завести тебе электронную почту, Элиза, – произнес отец, перемешивая спагетти с соусом.
Я испуганно застыла: я понятия не имела, что такое электронная почта, да и звучало такое словосочетание довольно неприятно.
– Это будет замечательно, – продолжал он. – Я даже думаю, что тебе просто необходимо иметь электронный адрес. – Он подошел к столу, разложил еду по тарелкам, поставил на плиту пустую сковородку. – Вы могли бы спокойно переписываться целыми днями и не ждать, почувствовали бы себя ближе друг к другу. Вы с мамой.
– Мне это не надо, – тут же отрезала я слабым голосом.
– Почему? Ты увидишь, как это удобно. И быстро.
– У нас телефон есть, – ответила я, обходя молчанием тот факт, что звонит он крайне редко.
Отец намотал на вилку спагетти.
– Приятного аппетита, – сказал он.
Я начала есть. Было вкусно, но я ему об этом не сказала. Сидела, не поднимая глаз от стола.
– По-моему, прекрасная возможность начать общаться по-новому, спокойно, всем вместе. Что думаешь?
А думала я, что хочу встать, швырнуть тарелку, все расколотить, убить его.
– Телефон для нас не самый подходящий вариант. Разговаривать нам, очевидно, не очень комфортно. А вот писать – совсем другое дело. Есть время подумать, подобрать верные слова, изменить их при необходимости.
«Да ты кто такой? – подумала я. – Откуда ты знаешь, как писать, – ты, технарь хренов?»
– Компьютер там, –
