Предположение - Аврора Роуз Рейнольдс
Я распахиваю входную дверь, и мир переворачивается.
— Мама, — шепчу я в шоке.
Прежде чем я осознаю, что происходит, ее рука ударяет меня по лицу с такой силой, что голова поворачивается в сторону.
— Как ты посмела? — шипит она, снова поднимая руку. Я слышу, как Табс сходит с ума.
— Никогда в жизни не бил женщину, но скажу тебе прямо сейчас: еще раз дотронешься до нее, и я закопаю тебя, — рычит Кентон, вставая между мной и моей матерью.
Моя рука не покидает щеки. Я все еще чувствую жжение от ее пощечины, и тело нагревается, зрение затуманивается, но не от слез, а от ярости. Я прошла через ад, а она появилась здесь не из-за беспокойства, а из чувства самосохранения. Я точно знаю, почему она здесь.
Кентон нашел моего отца вскоре после того, как мы вернулись домой из свадебного путешествия. Сначала я не собиралась с ним связываться, но после долгого разговора с Кентоном и Нэнси решила, что терять мне нечего. Если бы он не захотел говорить со мной или иметь ко мне какое-то отношение, это было бы не более и не менее больно, чем если бы я не нашла его. Поэтому я позвонила. Сказать, что он был непреклонен в своем мнении, считая меня мошенницей, было бы преуменьшением.
Только когда Джастин прислал ему копию моей медицинской карты, он перезвонил мне и объяснил, что моя мать сказала ему, что я умерла, когда мне было три года, и что меня кремировали. Он рассказал, что у него все еще есть урна, в которой, по его мнению, хранится мой прах. Объяснил, что моя мать переехала из района, где они жили, через несколько дней после того, как передала ему то, что должно было быть моими останками, и больше он о ней ничего не слышал.
— Не вставай между мной и моей дочерью, — шипит мама, пытаясь обойти Кентона.
Я даже не знаю, что на меня нашло, но ярость, которую я испытывала с самого детства, дает мне силы обойти тело Кентона, которое, клянусь, расширяется у меня на глазах.
— Как я посмела? Как я посмела? — кричу я во всю глотку. — Уверена, ты здесь потому, что мой отец связался с тобой! Как ты смела скрывать его от меня? Как ты смела сказать ему, что я мертва, и позволила ему думать, что его единственный ребенок мертв?
— Не говори со мной так! Я сделала то, что было лучше для тебя. Он был ничтожеством.
— Почему? Потому что не вписывался в твой идеальный маленький мир?
— Он был мусорщиком, — говорит она раздраженно.
— И ты спала с ним больше двух лет! — кричу я, моя рука сжимается в кулак. Я чувствую тепло Кентона за спиной, его присутствие придает мне сил. Знаю, пока он рядом, я смогу встретиться лицом к лицу с любыми демонами прошлого.
— Он не был достаточно хорош ни для меня, ни для тебя.
— Он любил меня! — кричу я и, не раздумывая, бью ее. Руку покалывает от удара, но, увидев красный оттенок на ее щеке, я почему-то чувствую себя лучше.
Она подносит руку к лицу, и ее глаза становятся большими.
— Ах ты маленькая сучка!
— Я больше не та испуганная маленькая девочка, мам, — уверяю я, когда она снова замахивается. — Если ударишь меня, я ударю тебя в ответ.
Ее рука неохотно опускается, а глаза прищуриваются.
— Он подает на меня в суд. После стольких лет он снова появился в моей жизни и угрожал мне. Мой жених бросил меня, и это все твоя вина!
— Надеюсь, он победит, а твой бывший, очевидно, умный человек, — шиплю я, а затем делаю шаг назад и захлопываю дверь у нее перед носом. Сердце бешено колотится, и я чувствую, как внутри бурлит адреналин, умоляя открыть дверь и надрать ей задницу.
Она начинает кричать, и Кентон поднимает меня, убирая со своего пути и приказывая: — Подожди здесь, — прежде чем отпустить меня и открыть дверь. — Ты вторглась на частную территорию. У меня есть пистолет, и я пристрелю твою жалкую задницу, если не уберешься к чертовой матери от моего дома. И даже не думай вернуться: еще до наступления ночи тебе выпишут судебный запрет на приближение. — Он захлопывает дверь, затем кладет обе руки на раму и опускает голову между раскрытыми руками.
По одному его дыханию могу сказать, что он пытается сдержать желание вернуться туда и выполнить свою угрозу, независимо от того, уйдет она или нет.
— Я хочу убить ее, — шепчет он.
Я ныряю под его руку, прижимаюсь лицом к его лицу и обнимаю за талию.
— Знаю, — шепчу я в ответ. Чувствую, как гнев накатывает на него волнами так сильно, что почти невозможно стоять. — Как думаешь, она вернется?
— Она никогда больше не приблизится к тебе. — Он поднимает руки, чтобы обхватить мое лицо, и большим пальцем проводит по моей щеке, все еще горячей после пощечины. — Может быть, я и не могу убить ее, но клянусь, что к тому времени, когда я с ней покончу, она уже не сможет жить так, как сейчас.
Уверена, что ничего не могу сделать или сказать такого, что заставило бы его передумать. Я даже пытаться не хочу заставить его забыть об этом и позволить ей жить своей жизнью, как будто ничего не случилось. Она сознательно разрушила мою жизнь — и жизнь моего отца, — и потребуется много времени, чтобы построить с ним отношения.
— Мне нужно позвонить Джастину. С тобой все будет в порядке? — спрашивает он через несколько минут.
— Со мной все будет в порядке, — тихо говорю я.
Он наклоняется, прижимается губами к моим в быстром поцелуе. Я смотрю, как он уходит, потом поднимаюсь наверх и заканчиваю прерванное дело. После встречи с матерью я почему-то чувствую себя так, словно с меня сняли тяжесть и вернули мне силы.
***
— Готово, — говорит Кентон, входя на кухню, где я делаю сэндвич с арахисовым маслом и желе.
Посмотрев на часы, я понимаю, что он сидел в своем кабинете около пяти часов. Напряжение и гнев, которые он испытывал, теперь, кажется, исчезли. Знаю, что с таким мужчиной мне никогда ни о чем не придется беспокоиться. Он всегда будет стараться сделать мир безопасным для меня.
— Я люблю тебя, — говорю я, наблюдая, как его лицо смягчается.
