Испытание для невесты - Хелен Хоанг
– Да, – едва дыша, прошептала она.
Для нее это был вопрос жизни и смерти.
Кван подвинул к ней пакет с платьем.
– Мне действительно не трудно, и ты нужна маме в ресторане. Не вижу в этом ничего плохого.
Эсме мучили сомнения. Надо ему сказать. Он должен знать правду.
Она смотрела на пакет, не зная, придвинуть его к себе или оттолкнуть. Все будет зависеть от его реакции.
– Понимаешь, Кван… у меня есть дочка. Дома, во Вьетнаме. Кай… – она закусила губы и провела пальцем по молнии, – … ничего не знает.
Подняв глаза, Эсме увидела, что Кван улыбается. Он и не думал ее осуждать.
– Я люблю детей.
– Правда? – радостно выдохнула она.
– Ага.
– А… Кай?
– Думаю, твой ребенок ему понравится.
– Ты все еще намерен жениться? – вспотев от волнения, заставила себя произнести Эсме. – Я хочу, чтобы дочка жила со мной. И мама с бабушкой.
– Вот и отлично, – засмеялся Кван. – Жениться так жениться. Чем больше семья, тем веселее. Меня все равно дома не бывает.
Эсме сглотнула ком в горле, вытерла мокрые глаза и облегченно вздохнула.
– Тогда я с радостью выйду за тебя и очень тебе благодарна. Но нам не нужна шикарная свадьба.
Ей хотелось самую дешевую. Она и так будет по гроб жизни обязана Квану, зачем добавлять лишние расходы.
– Не волнуйся, – покачал головой Кван. – Все в порядке.
– Но…
– Я же сказал, все хорошо.
На этот раз Эсме уловила в его голосе нотку раздражения.
– Ладно, не буду.
Но она не могла не волноваться. Замужество решало все ее проблемы. Выйдя замуж за Квана, она сможет на законных основаниях поступить в колледж и работать, чтобы оплачивать учебу. Она осуществит свою мечту без их дурацкой стипендии!
В глубине души Эсме до сих пор верила, что Кай вмешается, и удивлялась, почему он бездействует. Она не представляла своей жизни без Кая, и в роли деверя он ее не устраивал.
Глава 27
Наступил день свадьбы.
Пытаясь найти выход из тупика, Кай делал все, что в человеческих силах. Он не жалел денег, поднимал связи и даже придумал парочку новых оригинальных способов. Например, можно купить скаковую лошадь, сказать, что Эсме – тренер, и выхлопотать для нее специальную визу.
Ему не хватило времени. Свадьба через час. Он надел смокинг и собрался выходить, но понял, что не может заставить себя сесть в машину.
В голове крутилась детская дразнилка: «Тили-тили-тесто, жених и невеста, поехали кататься, стали целоваться…» Если он увидит, как Эсме целуется с Кваном, у него точно поедет крыша. Она – моя. Только я могу ее целовать, и обнимать, и… Серьезно? Нет, она больше не твоя.
Не в силах смотреть на пустой стакан из-под воды, он выбежал из комнаты и сам не понял, как оказался в гараже. Нажал кнопку открытия ворот, и темное помещение залил яркий свет. Кай подошел к мотоциклу. Частички пыли танцевали в солнечном луче, словно мотыльки. Пахло затхлостью, бензином и цементом. Кай на секунду закрыл глаза и вернулся в прошлое.
Стащив с мотоцикла чехол, он провел пальцами по рулю с черными резиновыми накладками. Бугристая резиновая поверхность, вмятины, оставленные пальцами… Все холодное и безжизненное. Так было всегда. И когда он привел его домой после бесславной поездки Эсме в магазин – тоже.
Кай потрогал глубокие царапины на боку, точно там могла остаться кровь, однако пальцы не почувствовали ничего, кроме примятого металла. Как ни странно, после столкновения с четырехтонным грузовиком мотоцикл отделался несколькими вмятинами. Энди повезло значительно меньше. Он попал в семь сотых процента. Из-за Кая.
Кай его позвал. Ну, не то чтобы прямо позвал. Сказал в разговоре что-то вроде: «Давай ко мне. Подурачимся». Энди стал ныть, что надо делать домашнее задание на лето, и Кай предложил захватить домашку с собой: «Сделаем вместе». В итоге, ее пришлось бы делать Каю, но он не возражал, потому что с Энди было интересно.
– Скоро буду, – сказал Энди.
Дорога от Санта-Клары, где жила семья кузена, до их дома в восточной части Пало-Альто занимала двадцать пять минут, если ехать по скоростной магистрали. Энди всегда ездил по скоростной. Он говорил, что высокие деревья вдоль дороги поднимают ему настроение.
Прошло двадцать пять минут. Тридцать. Сорок. Час. Энди все не было. Кай ходил взад-вперед по комнате, раздраженный и взвинченный, и листал все попадавшиеся под руку книги, пока уголки не начинали напоминать лыжные склоны. Через несколько часов зазвонил телефон. Кай прирос к полу, и трубку взяла мама. Когда она побледнела и медленно сползла по стене, его худшие подозрения подтвердились.
– Энди погиб.
На Кая вдруг снизошло кристальное спокойствие. Он ничего не чувствовал: ни боли, ни горя, ни томительного волнения. Осталась лишь способность делать логические умозаключения. В этот момент и возник шаблон. Между двумя точками проходит прямая, и отсюда можно экстраполировать[5] наклон и направление. Отец бросил их и ушел в другую семью. Энди разбился. С теми, кто ему небезразличен, неизбежно происходит что-то плохое.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Кай надел шлем и оседлал мотоцикл. Поворот ключа. Оглушительный рев мотора.
Он пулей вылетел из гаража и помчался по дороге. Повинуясь непреодолимому внутреннему чувству, свернул на скоростную магистраль, к парящим соснам. Безоблачное небо. Шум ветра в ушах. Наверное, Энди испытывал эти ощущения сотни раз. До того, как случилась беда, Кай собирался купить мотоцикл, чтобы кататься вместе. В каком-то смысле они и сейчас были вместе. Рев мотора заглушал грохот сердца, но Кай чувствовал, как оно бьется. Он чувствовал все. Его переполняли эмоции: восторг, страх, возбуждение, печаль. Я острее всего чувствую себя живым, когда могу умереть.
Кай доехал до места, где три полосы сливались в две, и его бросило в жар. Легкие разрывались, ломило все тело, слезились глаза. Резко затормозив, он оставил мотоцикл на обочине и побрел прочь, спотыкаясь и подбивая ногами камни. То самое место. Вот она – сосна. Здесь погиб Энди. Ограничительной ленты давно нет, отметин на асфальте – тоже. За десять лет солнце, дожди и ветер уничтожили следы аварии. Время притупило его чувства до точки, когда мозг смог обработать информацию. Теперь он справится. Но как же больно! Словно еще одна годовщина. Только теперь с ним нет Эсме, и он наедине со своей грустью.
