Тысяча порезов - Энн Малком

Мы все пытались направлять Лоренцо, чтобы прошлое тоже служило для него неким топливом. Но несмотря на любовь, которую Дон питал к своему сыну, он не был сентиментальным человеком. Когда ему пришло время уходить в отставку, он знал, что Лоренцо не сможет принять титул Дона. И отдал его мне.

Лоренцо хотел моей смерти. Я знал это. Мальчик, который когда-то любил меня и уважал, превратился в презирающего мужчину. Он думал, будто я что-то украл у него, хотя на самом деле это изначально не принадлежало ему.

— Я пытался поговорить с ним, — вздохнул Винсенций. — Много раз.

— Боюсь, он не умеет слушать, — сказал я ему.

Его лицо показало отчаяние и смирение, которые он испытывал к этому факту.

— Боюсь, ты прав. Я не знаю, что еще сделать.

Я откинулся на спинку стула.

— У него слишком много власти, — прямо сказал я. — Мы дали ее, потому что думали, что это поможет. Даст ему цель. Покажет, что у него есть потенциал стать Доном.

— И это не сработало.

— Нет, — сказал я.

Винсенций выпрямил спину.

— Я полагаю, у тебя есть план.

— Я бы назвал это последним шансом, — поправил я.

— Слушаю.

— Мы отвергнем его. Не полностью, но снимаем с него все деловые обязанности, которые у него есть в настоящее время. И деньги тоже. Это будет до тех пор, пока он не сможет добиться чего-то. Пока не повзрослеет, мать твою.

Винсенций переварил мои слова. Он недоволен. Несмотря на то, что он был жестким человеком, одним из самых безжалостных на земле, который, не колеблясь, убил бы человека, если бы понадобилось, он все еще не готов был причинить боль своему сыну.

— Как скажешь, — сказал он наконец. — Теперь это твоя семья.

Я нахмурил брови.

— Нет, Дон. Это всегда будет твоя семья. А я хочу убедиться, что Лоренцо не уничтожит ее. Я найду для него способ быть достойным своей фамилии.

Дон не ответил.

Мы оба знали, что я не могу давать подобных обещаний. Знали, что более чем вероятно, мне придется убить его сына в ближайшее время.

Глава 11

Сиенна

— Ты новенькая.

Я вскочила, пока варила себе кофе. Как бы сильно я ни ненавидела это место — как бы сильно ни говорила себе, что ненавижу это место, — кофемашина была из другого мира. У меня был свой распорядок дня. За него я цеплялась всю свою жизнь, действуя по строгому порядку. Это давало мне видимость контроля.

Контроль теперь казался просто фасадом. За который я цеплялась, вставая в шесть, занимаясь в тренажерном зале на цокольном этаже, готовя смузи, поджаривая рогалик, а затем готовя кофе. Потом выходила на террасу, грелась на раннем утреннем солнце, смотрела на сад, слушала пение птиц и пыталась вспомнить, почему ненавидела это место. Затем отправлялась на работу, изо всех сил стараясь отвлечься от того, что происходило в особняке на окраине города. Я избегала звонков от Джессики. Не работала допоздна. Позволяла Кристиану трахать меня так, как он хотел. Засыпала вместе с ним и просыпалась в пустой постели.

Незнакомый мужчина в костюме и собственничество в его глазах были ярким напоминанием о том, почему я ненавидела это место. Как мало у меня контроля.

В ту же секунду, когда мои глаза встретились с его, я поняла, что от него будут одни неприятности. Ничего похожего на проблемы, которые представлял Кристиан. Несмотря на то, каким жестоким мог быть Кристиан, у его жестокости всегда была цель. И всегда контролируемая. Здесь не было никакого контроля. В его глазах, в его энергии светилось безумие. У него не было никакого плана. Что означало — с этого момента могло случиться все, что угодно.

Он был намного моложе Кристиана. Может быть, моего возраста, но трудно сказать.

И красивый. В каком-то смысле это означало, что он привык получать от женщин все, что хотел, он ожидал, что все, у кого есть вагина, будут преклоняться перед ним. Легкий наклон его подбородка сказал мне об этом.

Я попыталась скрыть беспокойство, которое почувствовала, встретившись с его нефритовыми глазами, но он уловил это. Ему понравилось, что я испугалась. Темно-зеленые глаза вспыхнули от удовлетворения. Он стоял, облокотившись на кухонный островок, и наблюдал за мной бог знает как долго. Надо быть более осторожной в доме, принадлежавшем главе мафии.

— Еще и хорошенькая, — прокомментировал он, наклонив голову, чтобы посмотреть на меня так, что мне захотелось еще раз принять душ.

Я оделась для работы, в одежду, которую Кристиан купил для меня. Облегающее платье сидело так, словно сшито специально для меня. Остроносые туфли от Джимми Чу были того же кроваво-красного цвета, что и платье, и прибавляли мне лишних шесть дюймов.

Мои волосы были собраны в тугой пучок, а макияж был минимальным. Я выглядела хорошо. Привлекательно. Но я была не из тех, кого можно назвать «хорошенькой». Это слово слишком мягкое. Невинное. Чистое. Я точно не такая.

Он как-то издевался надо мной этим словом. Словно попытался классифицировать меня как нечто несущественное и уязвимое. Нечто, что он мог раздавить, искалечить.

Хотя и ненавидела этот факт, я уже принадлежала мужчине. Настоящему.

Передо мной стоял ненастоящий мужчина. Я поняла это с первого взгляда. По энергии в комнате, по его взгляду на моей коже. Он хотел владеть женщинами, хотел, чтобы они ненавидели и любили это. Хотел, чтобы они жаждали его. И если они не будут жаждать, он все равно их заставит.

Я знала, как выглядят все охранники, и они никогда не заходили в дом. Все они были одеты совершенно одинаково, в черные костюмы. Этот мужчина был одет в темно-синий костюм и полосатую рубашку с открытым воротом, показывая гладкую загорелую шею. Этот загар был естественным. Черты его лица были темными, тяжелыми, какими-то итальянскими. Что было не совсем удивительно, поскольку я находилась в доме босса итальянской мафии.

Я не встречала в доме никого, кроме Феликса, и это было сделано специально. Кристиан не боялся причинить мне боль, но он не хотел, чтобы это сделал кто-то другой. По крайней мере, пока что.

Но я не могла избавиться от предчувствия, что человек передо мной хотел причинить мне вред.

Кристиан пробормотал что-то о «тренировках» с Феликсом, когда мы разговаривали, и мне не понравилось, как это прозвучало. Мне не нравилась мысль