Первокурсник - Моника Мерфи
Но это того стоило. Той ночью я целовалась с восемнадцатилетним Чадом Сэдвеллом из бейсбольной команды.
Я оглядываюсь через плечо. Меня бесит папино ничего не выражающее лицо. Такое невинное, будто в его словах не было никакой угрозы. Уверена, мои эмоции написаны у меня на лице, потому что он смягчается. Теперь он говорит почти ласково:
– Ну ладно тебе, Хайд. Сделай это для своего папочки. Я же не прошу тебя принимать предложение о помолвке сегодня же вечером. Просто оцени этих парней и скажи, есть ли у них надежда.
– Но я же даже живу не здесь.
– Неважно. Мы живем в современном мире, в конце концов. Можно устраивать свидания в зуме, – предлагает он, засмеявшись, – и можно приезжать домой на выходные. Да и не все сыновья бизнесменов живут здесь. Они разбросаны по всей стране, учатся, работают.
– Только никаких старых пердунов, – предупреждаю я.
Он смеется:
– Естественно! Я бы не стал сводить тебя с кем-то старше тридцати.
– О! Значит, кто-то примерно возраста Лори. – Наверное, так не стоило говорить, ну да ладно. Это же правда.
– Ага, точно. – Он расслабляется, и я начинаю улыбаться. Он иногда так делает. Эмоциональный шантаж. Торгуется, чтобы получить то, что хочет.
Это расстраивает.
– Мне нечего надеть, – говорю я. Это правда. Я давно уже не была в клубе. Я вообще избегаю его, как могу.
– Прогуляйся по магазинам. И Палмер с собой возьми, – предлагает он, проверяя время на часах Rolex. – Время еще есть. Мы не выедем раньше половины седьмого. Но самое позднее – в семь.
От похода по магазинам я точно не откажусь. Тут он знает меня слишком хорошо.
– Ты не возражаешь?
Он поднимается из кресла, встает передо мной, протягивает руки, чтобы нежно сжать мои плечи и заглянуть в глаза. Злого, холодного отца, с которым я говорила пару минут назад, заменяет искренний и добродушный.
– Ну конечно, не возражаю. Покупай все, что хочешь. Платье. Туфли. Новую косметику. Украшения. Что твоей душе угодно.
Мои мысли путаются. Передо мной выбор. С одной стороны, я хочу изменить мир, стать учителем, работать с шестилетками. Но правда в том, что иногда я бываю меркантильной стервой, которая обожает покупать Chanel и Gucci.
Ничего не могу с собой поделать.
– Ну, пойду предложу Палмер.
Он притягивает меня к себе и обнимает. Я поднимаюсь на цыпочки и чмокаю его в щеку.
– Спасибо, папочка.
– Не за что, тыковка.
Он улыбается и явно доволен. Он добился своего.
Как и я.
Глава 3
Тони
МЫ В КАКОМ-ТО МОДНОМ ЗАГОРОДНОМ КЛУБЕ.
Я здесь не в своей тарелке, но папа и его жена Хелена решили, что это лучшее место, чтобы провести субботний вечер. Каким-то образом они угадали с моими размерами и подготовили все к моему приезду. И теперь я вхожу в клуб, одетый в черные брюки, белую рубашку и черный пиджак, а еще меня душит черный галстук.
– Gucci, – сообщила Хелена, когда я вошел в гостиную перед выездом в клуб. Она задержала на мне оценивающий взгляд, от которого мне стало неловко. – Сама выбирала!
У меня чувство, что новая мачеха меня проверяет.
Я жду, пока папа договорит с каким-то знакомым. Слышу фальшивый смех, смотрю на дружественные похлопывания по спине. Хелена стоит рядом с отцом. На ней бледно-розовое платье с блестками, которое сначала показалось мне слишком нарядным, но на этом вечере оно вполне уместно. Она красива, надо отдать ей должное.
Но определенно не в моем вкусе.
Я быстро понял, что это светское мероприятие проводится только для того, чтобы помериться кошельками. Сплошной выпендреж. Женщины усыпаны бриллиантами и различными драгоценностями. Глядя на их идеальные лица, я представляю, как они выглядят без профессионального макияжа. Сложно дышать из-за разлитых в воздухе ароматов дорогих духов и одеколона. Все одеты идеально и, как ни странно, выглядят одинаково.
Это как-то скучно.
Мы проходим через зал, отец представляет меня своим знакомым. Я сразу же забываю их имена: их слишком много, чтобы запомнить. Я улыбаюсь, киваю, пожимаю им руки и повторяю со всей искренностью, на которую способен:
– Рад познакомиться с вами, сэр.
Послушный сын нерадивого отца.
Многие спрашивают, пойду ли я по стопам папы, буду ли работать на него. Он всем с гордостью рассказывает, что я учусь на факультете бизнеса. Их этот ответ устраивает. Но он никогда не упоминает, где именно я учусь.
Это как скелет в шкафу. Я поступил в обычный государственный университет, который не являлся престижным – по крайней мере, в его глазах. И хотя я играю в футбольной команде первого дивизиона, об этом он тоже умалчивает. Наверное, это породит множество неудобных вопросов.
Например, приходит ли он на мои матчи.
Я молча киваю и улыбаюсь. Как же скучно. У меня уже челюсть болит столько улыбаться, да и в животе начинает урчать. Мне наконец удается вырваться, и я заказываю в баре стакан пива. Бармен протягивает его мне без задержки.
Оставляю ему десять долларов на чай.
Поужинать так просто не получится – сначала нужно поучаствовать во всех светских беседах. Я не знаю тут никого, так что ищу темный угол и прислоняюсь к стене. Проверяю телефон, попиваю пиво. Оно как-то быстро заканчивается.
Да, понадобится много стаканов, чтобы пережить вечер.
– Вот, держи.
Передо мной стоит Хелена с бутылкой пива в руке и улыбается. Она, видимо, следила за мной, раз знает, какое пиво я пью. Неприятно, но я игнорирую возникшую тревогу и беру пиво, стараясь не дотронуться до ее пальцев.
– Спасибо.
Она улыбается и придвигается ближе. Меня окружает ее аромат. Не отрицаю, что, когда впервые ее увидел, она показалось мне симпатичной. К тому же ей едва за тридцать, так что она ближе по возрасту ко мне, чем к отцу.
– Развлекаешься? – Она приподнимает брови, подносит к губам бокал охлажденного вина и осторожно делает глоток, старясь не смазать помаду.
Я пожимаю плечами, беспокойно оглядываясь. С удовольствием бы избежал этого разговора. Я же едва ее знаю.
– Да не особо.
Ее губы насмешливо искривляются:
– Ух ты. А чего так?
– Я тут никого не знаю.
Она просияла:
– Меня-то ты знаешь.
– Ну да. А тебя разве не ждут подруги?
Я не настроен болтать с этой женщиной. Чувствую себя неловко, и мне не нужны неприятности.
– Каждая женщина в этом зале – расчетливая стерва. Включая меня. – Она придвигается еще ближе, юбка ее платья касается моих ног. Я в ловушке, прижат к стене.