Трудно удержать - Кристи Бромберг
– Эй, что ты… – прежде чем я успеваю закончить, он плюхается на диван и кладет голову мне на колени – как раз на то место, с которого я только что убрала ноутбук. При этом ноги Рашу приходится перекинуть через подлокотник. – Раш! – опускаю взгляд, чтобы увидеть, как он смотрит на меня с застенчивой улыбкой. Густые ресницы обрамляют светлые глаза, в которых совсем не видно сожаления.
– Что ты вытворяешь? – спрашиваю я с притворным раздражением, потому что уже не могу испытывать настоящее, когда дело касается Раша.
– Мне просто нужно побыть с кем-то милым, кто не задает миллион вопросов, – отзывается он сонным голосом и, прикрыв глаза, устраивается поудобнее. – С кем-то, кто не станет судить или надумывать, пока я стою с приклеенной улыбкой и притворяюсь, что меня это совсем не задевает. А все потому, что я лицо целой лиги.
Я рада, что Раш начинает разочаровываться в происходящем. Какая-то часть меня интересуется, случилось ли это из-за того, что я сказала ему на прошлом мероприятии. На мероприятии, где я высказала свое мнение, хотя поклялась этого не делать. Но не смогла сдержаться. Не после появления Финна и ерунды, что он нес. Кроме того, любому, кого не трогает то, что он оставил позади, следует задуматься о своем эмоциональном состоянии.
И, конечно же, Раш охарактеризовал и меня в своей речи. Потому что, даже если из-за приезда Финна в Лос-Анджелес всю последнюю неделю мы держались друг от друга на расстоянии, я все еще помню, как Раш посмотрел на меня, когда я заявила, что не верю в его интрижку с Эсме. То, как расширились его глаза. Как от удивления он приоткрыл рот.
Вопрос лишь в том, что или кого он прикрывает и почему.
– Знаешь, все от природы любопытны, – с осторожностью начинаю я, и, когда Раш не открывает глаз и ничего не говорит, продолжаю: – Ты не сделал ни одного заявления. Ни с кем не поговорил. Будь это иначе, некоторые люди посмотрели бы на ситуацию по-другому.
– Я же сказал, команда вынесла запрет на разглашение, – бормочет Раш.
– А я сказала, что существуют способы его обойти, – говорю я. – Тот факт, что ты продолжаешь вести бизнес, словно ничего не случилось, только подпитывает любопытство публики. И, вероятно, разочаровывает ее.
Многочисленные комментарии к его постам в социальных сетях служат тому доказательством.
– Давай сменим тему, пожалуйста.
Я не скрываю разочарованного вздоха, пока изучаю его лицо. То, как ресницы веером ложатся на щеки, и темную щетину, подсказывающую, что этим утром он не побрился. Мне так хочется наклониться и поцеловать Раша. То, что я вижу его, чувствую его прикосновения, вызывает у меня боль. Они мучают меня еще с нашего первого поцелуя.
Притормози, Леннокс.
А не то потеряешь рассудок.
– Вообще-то я тут работала, – провожу я рукой по волосам Раша.
– Знаю, но также ты работаешь со мной. Поскольку в последнее время ты совсем не обращаешь на меня внимания, я решил сделать так, что ты больше не сможешь меня игнорировать. – Раш открывает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом.
– Вряд ли можно сказать, что я тебя игнорировала.
– Тогда почему только я сейчас в лежачем положении? – Его улыбка становится шире – приятное зрелище после беспокойства, которое отражалось на его лице еще несколько мгновений назад.
Но каким бы приятным ни было это зрелище, я вздыхаю. Только это мне и остается. Рашу стоит отдать должное, ведь он не сдавался на протяжении всей недели.
Начиная от разгуливания в спортивных штанах, что низко свисают на бедрах, и заканчивая тем, чтобы занять любое пространство, в котором я нахожусь. Он определенно намерен изматывать меня до тех пор, пока я не сдамся.
Если я разговариваю с клиентом, он плюхается на стул, вытягивает ноги прямо передо мной, как будто меня там и нет, и начинает листать ленту в своем телефоне.
Если я работаю на компьютере за обеденным столом, он включает первый попавшийся матч и принимается его комментировать, чем сводит меня с ума.
Если я на кухне, он запрыгивает на столешницу, прямо там же, где я готовлю, и начинает пробовать мою стряпню.
Я очень гордилась тем, что не поддавалась на провокации, но чем больше Раш проводит времени рядом и чем меньше влияния извне напоминают о моем несоответствующем поведении, тем сильнее я осознаю – с кем я сплю, и правда никого не касается.
– Лучше тебе это прекратить, – ворчу я.
– Что прекратить?
– Полагать, что все мое время принадлежит тебе.
– Но разве твоя работа не состоит в том, чтобы делать меня счастливым? Так что, по сути, твое время – мое время. – Когда он снова улыбается, я перевожу взгляд на его грудь. Замысловатые татуировки покрывают левое плечо и спускаются к запястью. Они представляют собой мозаику из слов и изображений, самое существенное из них – своего рода компас, вокруг которого вращаются все остальные. Я изучаю каждую, а Раш просто следит за мной.
– У тебя какой-то пунктик против футболок? – бормочу я.
– Да. Раз уж ты затронула эту тему. Стыдно носить их в такую хорошую погоду. Тебе самой стоит попробовать.
– В Штатах женщинам не разрешают разгуливать топлес.
– А следовало бы. Я никому не скажу, если ты ее снимешь. Конечно, при условии, что и сама сохранишь это в секрете.
– Очень смешно.
– Скажи-ка мне вот что, Леннокс.
– М?
– Почему ты здесь? Не только же из-за ВЛПС. Я слышал, как ты разговариваешь с сестрами и отцом. Ты явно скучаешь по ним.
Я, осознающая, насколько Раш прав, и охваченная волной эмоций, мягко улыбаюсь.
– Скучаю.
– Тогда, может, объяснишь?
– Только если ты сделаешь то же самое.
Наши взгляды на мгновение встречаются – безмолвный вызов, подчеркнутый оттенком сексуального напряжения, который никто из нас не в силах отрицать. Сердцебиение Раша учащается под моей ладонью, которую я кладу ему на грудь, и тут же понимаю, что воздвигнутые мной барьеры рушатся.
– Ты расстроена.
– Иногда члены семьи расстраивают нас, даже если и непреднамеренно.
– Что случ…
Я прижимаю палец к губам Раша, чтобы наклониться и поцеловать его. На мгновение, когда наши губы встречаются, он замирает, но прикосновением языка я побуждаю его открыть рот.
Раш колеблется.
– Что мы делаем, Нокс? – шепчет он у моих губ.
Нежность, которую нам еще предстоит испытать, кажется невероятно приятной, особенно из-за прозвища, которое он использует, только когда мы остаемся наедине.
– Я целую тебя, – я снова
