Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс
Одри побледнела.
– Ты знаешь эту песню?
Она кивнула и отвернулась, пошла дальше, положив руку на живот.
– Папа верит, что это Питер передал ему сообщение.
Одри снова замерла.
– Он так на меня посмотрел, – вспомнила Лара, наблюдая за переменой в лице матери. – Как будто призрака увидел. Знаешь, ты сейчас на меня так же смотришь.
Одри понизила голос, хотя вокруг не было никого, кто мог бы их услышать.
– Это была магия, Лара. Как зачаровывание платья или поворот замка. – Она сделала несколько шагов назад, вид у неё сделался измученный. Если бы не розовая помада, она выглядела бы болезненно. – Ты должна помнить, как важно скрывать свою магию, милая. Она может навредить тем, кто не понимает.
Одри подобрала подол своего платья и пошла по брусчатке мимо ворот кладбища. Разговор был окончен.
Дорогу к зданию Городского Совета ярко освещали подвесные стеклянные фонари с высокими белыми свечками внутри. У лестницы жонглёры из цирка Риволи выступали с огнём, небольшая группа гостей остановилась посмотреть на них. Поднимаясь по ступенькам, Лара видела перед собой море чёрно-белой парадной одежды. Вестибюль двухэтажного здания с изогнутой лестницей был переоборудован для вечера. Кроме празднования викторианского Рождества, когда здесь стояла двадцатипятифутовая ель, приём исторического общества был самым большим событием в городе. По этому случаю у цирка Риволи арендовали оркестр, и по всему кварталу разносился звук настраиваемых струнных.
Хотя большинство городов не стали бы уделять столько внимания своему историческому обществу, Керриган Фоллз акцентировал эту тему. Город располагался по соседству с Монтичелло и Монпелье, в одном из самых исторически богатых мест Америки. С годами праздничный приём с карнавалом разросся – во многом благодаря усилиям Марлы Арчер по сбору средств. Прежде историческое общество Керриган Фоллз возглавляла её мать, Вивиан. Под руководством Марлы некогда скучный официальный ужин стал главным общественным событием сезона. Получилась прекрасная традиция, и в торжестве с каждым годом принимало участие всё больше и больше людей. Заодно это была одна из крупнейших благотворительных акций, наряду с экскурсией по домам.
В оформлении использовались цвета Риволи: синий и зелёный. В большом вестибюле полосы ткани жёлто-зелёного цвета шартрез и фиолетово-синего индиго стекали вниз через два этажа, напоминая купол цирка. В центре висела гигантская люстра в окружении ниспадающих зелёных виноградных лоз. Горшки с зелёными, синими и белыми гортензиями перемежались подвесными фонарями. Всё помещение мерцало.
Группа гостей в масках тут же втянула Одри в разговор – Лара узнала некоторых местных виноделов и владельцев конюшен. Официанты разносили серебряные подносы с закусками: копчёным лососем и шариками из козьего сыра. Далеко вдали Лара различила звон стеклянной посуды и учуяла запах мяса, жарящегося на гриле.
Марлу Арчер легко было обнаружить даже в маске. Платье у неё было переливчатого сине-сиреневого цвета, с юбкой, расширяющейся от колен, и длинными рукавами, в глубоком декольте виднелось сине-зелёное ожерелье в тон. Когда Марла повернулась, Лара увидела, что её наряд оставлял открытой всю спину. В окружении членов правления и мэра, которые пили у всех на виду, Марла вела светскую беседу, периодически касаясь локтя мэра. В стороне стоял Бен Арчер без маски и с бокалом шампанского. Если между Марлой и Беном и была какая-то неловкость, они очень хорошо держались на публике. Он бегло приобнял свою бывшую жену, пока остальная часть их группы не начала сдвигаться вплотную, чтобы сделать фото с вечеринки. Хотя Бен стоял вне досягаемости камеры, Марла заманила его в кадр, втянув себе на замену в последний момент. Вид у Бена был очень кислый, но он тут же переключился на широкую улыбку, чтобы хорошо получиться на фото без подготовки.
Лара уже собиралась направиться к нему, но взглянула на лестницу, ведущую на второй этаж, и оцепенела.
На лестничной площадке наверху её ждал Тодд Саттон.
Она моргнула, убеждаясь, что у неё всё в порядке со зрением, затем крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Он всё ещё был там, криво усмехаясь, как будто знал, что она делает. Комната закружилась, Лара посмотрела вниз, чтобы устоять на ногах, и снова взглянула на лестницу. Её сердце бешено заколотилось, и на неё снизошло невероятное чувство облегчения, как утреннее осознание того, что ужасы беспокойной ночи были всего лишь страшными снами. Лара слишком боялась даже надеяться на то, что он когда-нибудь вернётся. В тот день… в тот день у него наверняка была весомая причина не явиться на свадьбу. Но сейчас он был здесь.
Как вылетевшая из бутылки пробка, чувства, которых она слишком боялась касаться, хлынули наружу: отчаяние после его потери, гнев и, наконец, страх, в котором она не могла признаться даже себе самой, но знала, что он таится глубоко внутри: страх того, что пережитая горечь будет постепенно просачиваться в неё по капле, пока не охватит полностью всё её существо. Лара так сильно боялась того, кем сделается, когда горе и боль утраты изменят её навсегда. Но сейчас всё это не имело значения.
Подобрав обеими руками пышную юбку тёмно-синего платья, волны фатина на ощупь – как морская пена, Лара поднялась по лестнице, сначала медленно, заново наслаждаясь каждым мгновением зрительного контакта. С каждым шагом она всё яснее сознавала, какой ложью всё это было: что она двигается дальше – что она сильная – что её жизнь продолжается без него. Она говорила всем то, что они хотели услышать. Пустое сотрясение воздуха. А правда была в том, что она жаждала его – его тела – его голоса – коснуться его крепких рук. Он держал два бокала с шампанским. На последних двух пролётах Лара чуть не сорвалась на бег, но вдруг заметила одну деталь.
Обручальное кольцо на его пальце.
Она остановилась на ступеньках, ненадолго ухватившись за перила. Кольцо до сих пор лежало у Одри в коробке с драгоценностями, куда Лара положила его в тот день. Тот день.
Через мгновение Лара поняла, что смокинг на нём тот самый, который он должен был надеть на их свадьбу, но оставил на кровати. Она положила руку на живот и попыталась собраться с мыслями.
Это всего лишь иллюзия. Жестокое олицетворение её желаний, творение её разума, как люстры в старом цирковом шатре или поворот замка. То, что она хотела видеть. Всё, что она хотела видеть. Когда Тодд начал спускаться к ней, она позволила себе увидеть этот момент таким, каким он был. Если бы её жених пришёл в церковь, именно таким взглядом он посмотрел бы на неё в конце
