Дикая Флетчер - Кэти А. Такер
Я стою на платформе, обнимая свою картонную коробку, и смотрю, как восторженный уборщик идет к выходу. Он насвистывает, по пути засовывая бумагу в корзину для мусора, как будто его действительно устраивает жизнь, состоящая из чистки туалетов и мытья полов.
Может быть, он прав. Может быть, потеря работы сегодня окажется лучшим, что когда-либо могло со мной случиться.
Встряхнув головой, я иду к выходу. Я успеваю сделать три шага, прежде чем дно моей коробки проваливается, рассыпая вещи по грязному бетону.
* * *
Моя кожа покрыта тонким слоем пота, когда я поднимаюсь по каменной дорожке к нашему дому, расположенному в десяти минутах ходьбы от станции. Мы с мамой живем здесь последние пятнадцать лет с моим отчимом Саймоном, который купил этот дом по цене ниже рыночной у своих стареющих родителей за несколько лет до того, как встретил мою маму. Это была разумная инвестиция с его стороны, поскольку стоимость домов в Торонто продолжает стремительно расти. Нам регулярно звонят агенты по недвижимости, которые ищут возможность продать большой трехэтажный викторианский дом, облицованный коричневым кирпичом и удачно расположенный на большом угловом участке. Он был полностью обновлен за эти годы. Последняя экспертиза оценила дом в два с лишним миллиона.
Уже почти полдень. Все, что я хочу сделать, это принять долгий горячий душ, пока плачу, а затем заползти в кровать и прятаться от людей – доброжелательных или любых других, – пока не наступит завтра.
Я уже почти дохожу до наших ступенек, когда боковой вход, ведущий в психиатрическую клинику Саймона, распахивается, и оттуда, рыдая, выскакивает невзрачная женщина средних лет в плохо сидящем на ней черном брючном костюме. Наши взгляды пересекаются на долю секунды, после чего она опускает голову и бежит мимо меня к зеленому «Крайслер-Неону».
Она, должно быть, пациентка. Полагаю, ее прием прошел не очень хорошо. А может, он был удачным. Саймон всегда говорит, что настоящие прорывы не приходят легко. В любом случае приятно осознавать, что я не единственная, у кого дерьмовый день.
Зайдя в дом, я отшвыриваю туфли и позволяю испорченной коробке упасть на пол, радуясь, что наконец-то избавилась от нее. Две мои сорокадолларовые помады разбились о бетонную платформу, а левая кроссовка – из совершенно новой дорогущей пары – все еще валяется рядом с рельсами метро. Я ненадолго задумывалась над тем, чтобы спуститься вниз и достать ее, но потом представила себе заголовок: «Отчаявшийся аналитик по рискам прыгает навстречу смерти», и решила, что это не тот повод, по которому я хочу попасть в новости.
– Кто там? – зовет мама из кухни.
Я подавляю стон, откидывая голову назад. Черт. Точно, сегодня четверг. По четвергам она не уходит в цветочный магазин раньше двух.
– Всего лишь я.
Пол из твердой древесины скрипит, когда мама приближается. Ее розовая юбка с запахом легко струится вокруг лодыжек при каждом шаге.
Следом идет Саймон – в своем обычном клетчатом жилете, рубашке на пуговицах и плиссированных брюках цвета хаки. Неважно, насколько жарко на улице, здесь он поддерживает прохладу.
Я подавляю второй стон. Я ожидала, что он будет дома – он почти всегда дома, – но я надеялась, что он будет занят следующим пациентом и не услышит, как я вошла.
– Что ты здесь делаешь? – Мама хмурится, переводя взгляд с моего лица на коробку на полу. – Что это?
Саймон позади нее выглядит не менее обеспокоенным.
Я вынужденно пересказываю им мое ужасное утро, передав конверт с деталями выходного пособия, и комок в горле разбухает, пока я говорю. До сих пор я все делала хорошо, но мне с трудом удается сдерживать слезы.
– О, милая! Мне так жаль!
Мама одаривает Саймона выразительным взглядом, и я точно знаю почему. Лучший друг Саймона, Майк, – вице-президент банка. Я получила эту работу благодаря ему. Интересно, знал ли Майк о том, что я нахожусь на грани увольнения? Предупредил ли он Саймона? Знал ли Саймон, как сложится мой день, когда я опускала тарелки после завтрака в посудомоечную машину и махала ему на прощание сегодня утром?
Саймон уже надел очки для чтения, чтобы просмотреть документы на выходное пособие.
Тем временем мама обнимает меня и начинает гладить рукой мои волосы, как она делала, когда я была маленькой и нуждалась в утешении. Это почти комично, учитывая, что я выше ее на восемь сантиметров.
– Не волнуйся. Это случается со всеми нами.
– Нет, не случается. Ни с кем из вас такого не случалось!
Саймон постоянно жалуется, что у него больше пациентов, чем часов в сутках для их лечения, а мама владеет успешным цветочным магазином на улице Йонг последние одиннадцать лет.
– Ну, нет, но… это случилось с твоим дедушкой и братом Саймона, Норманом. И с обоими соседями, не забудь о них! – Она пытается подобрать примеры.
– Да, но им всем было около сорока! А мне всего двадцать шесть!
Мама бросает на меня возмущенный взгляд, но затем мелкие морщинки на ее лбу углубляются, и она хмурится.
– Кто еще потерял работу?
– Я не знаю. Я больше никого не видела у стойки охраны.
Сидят ли остальные члены моей команды за своими столами и шепчутся ли обо мне в этот самый момент? Видели ли они, как все произошло?
Мама ласково поглаживают мои плечи изящными руками.
– Ну, этим местом явно управляет кучка идиотов, если они отпустили своего лучшего и самого перспективного сотрудника.
Еще один взгляд, брошенный в сторону Саймона, предназначенный Майку.
Конечно, я ожидала, что она так скажет. Она же моя мама. И все-таки… от этого мне становится немного легче.
Я прислоняю голову к ее плечу, находя утешение в тонком аромате цветочных духов и мягкости ее гладкого золотисто-коричневого боба длиной до подбородка, пока мы молча наблюдаем, как Саймон просматривает бумаги, и ожидаем вердикт.
– Четыре месяца зарплаты с пособиями… переподготовка в агентстве по трудоустройств… выглядит вполне стандартно, – говорит Саймон с очаровательным британским акцентом в духе Хью Гранта, который все еще сохраняется даже после тридцати с лишним лет жизни в Канаде. – Ты в хорошей позиции. Тебе не нужно беспокоиться об аренде или ипотеке. Твои счета минимальны. – Он сдвигает очки на макушку своей
