Тысяча порезов - Энн Малком
Так оно и было. Именно это должно было произойти. Я понимал это уже много лет. В другой жизни мне бы хотелось быть кем-нибудь обычным. Хотелось бы помогать людям и в то же время зарабатывать хорошие деньги. Я хотел бы убежать как можно дальше от своего прошлого и бедности.
Работая на Каталано, я не буду бедным, в этом я был уверен. Только с ними у меня будет достаточно денег, чтобы купить машину, сводить Изабеллу за мороженым, накопить на кольцо.
В моем будущем будет величие. Богатство. Но еще там будет насилие. Дон хочет привлечь меня в свои ряды, убедиться, что я предан делу. А у меня не было никаких иллюзий. Мне придется причинять людям боль. В конце концов, скорее всего, мне придется лишить себя свободной жизни.
Это тоже не беспокоило. Что-то внутри меня понимало — я все равно никогда бы не стал гребаным врачом или адвокатом. Моему воспитанию не хватало любви, доброты. И это что-то во мне пробудило. Или убило.
Если бы не встретил Изабеллу в таком юном возрасте, я был бы совершенно другим человеком. Мной бы овладели гнев и обида. Я бы разрушал все на своем пути. Людей. Ни за что на свете я бы не закончил школу с пятерками. Нет, она спасла меня.
— Я не планирую никуда ее забирать, сэр, — ответил я, вздернув подбородок, не сводя с него глаз, чтобы он мог увидеть в них правду. — У меня нет никаких стремлений, кроме как быть мужчиной, достойным ее.
Дон продолжал рассматривать меня.
— Это, сын мой, правильный ответ. — Он сложил руки вместе. — Теперь нам нужно купить моей дочери кольцо. И достать тебе пистолет.
Вот и все.
Теперь я часть семьи.
Так просто.
Самое трудное наступит позже.
Очень много крови.
Изабелла
Сегодняшний день
Папа вошел в мою комнату, когда я готовилась к вечеринке по случаю моего дня рождения, его глаза блестели, все его жесткие морщины разгладились.
Кристиан поговорил с ним.
И он не сердился. На его руках не было ни крови, ни синяков на костяшках пальцев, хотя я и не ожидала, что они там будут. Хотя знала, что мой отец известен как безжалостный, я слышала шепотки от людей вокруг. И не сомневалась, что мой нежный, любящий папа был способен на многие из тех ужасных вещей, о которых твердили люди, но также знала, что он никогда не причинит вред Кристиану.
Потому что мой папа знал меня. У нас с ним была связь с тех пор, как я себя помнила. Я была его первым ребенком. Лоренцо был его сыном, человеком, который в конечном итоге возглавит семейный бизнес, когда достигнет совершеннолетия, но я была его luce dei mie occhi — светом его глаз.
Мой отец не отвергал меня как дочь, не говорил, что я бесполезна в бизнесе, в котором всей властью обладали мужчины, передаваемой от отца к сыну.
Нет, он проводил время со мной, посещая мои многочисленные чаепития в детстве, изящно потягивая воздух из пластиковых чашечек. Позже мы катались верхом после того, как мне купили пони, Корицу. Он обнимал меня, когда Корица умерла. После школы я частенько сидела в его кабинете, на диване, молча делала домашнее задание, пока тот работал на своем компьютере.
Он водил меня за молочными коктейлями, когда мне было грустно, или когда чувствовал, что мне одиноко в огромном особняке, в котором я выросла.
Дон был первым, кому я рассказала о встрече с Кристианом. У него не сжалась челюсть или кулаки, не было никакой ярости, которые можно было бы ожидать от босса мафии, когда его тринадцатилетняя дочь объявила, что у нее есть парень.
Мой отец задавал вопросы мягко, с неподдельным интересом, относился к моим чувствам к Кристиану так, словно они были законными, а не каким-то подростковым увлечением, как могли бы подумать многие родители.
После того как он много-много минут слушал, как я рассказываю об этом мальчике, он один раз кивнул и заявил, что должен с ним встретиться. Опять же, за ужином на следующий вечер, когда Кристиан был одет в рубашку и галстук, чисто вымытый, готовый прыгнуть ради меня в логово льва, папа был почтителен и спокоен. Не было никакого дробовика, вошедшего в поговорку или что-то в этом духе. Хотя мои дяди, Марко и Доминик, тоже присутствовали на ужине, и я прекрасно понимала, что они оба вооружены. Оба мужчины были рядом еще до моего рождения. Марко завязывал мне шнурки на ботинках, лечил поцарапанные коленки и иногда посещал чаепития с папой. Доминик не посещал никаких чаепитий. Не вытирал мои слезы, когда я царапала колено. Он был лишь тенью, которая следовала за мной на протяжении многих лет. Я всегда его боялась. Его глаза были жесткими, мертвыми, и он никогда не улыбался.
Вот почему я была удивлена, что ни один из мужчин почти не разговаривал во время первого ужина с Кристианом. Я ожидала, что Марко задаст шквал вопросов, слегка угрожая ему. Потому что он, возможно, был весельчаком, но также был опасен. Это все, что я знала. Думала, что Доминик сделает все, что в его силах, чтобы запугать Кристиана, потому что он обожал, когда люди его боялись.
Если кто-то и задавал колючие, граничащие с враждебностью вопросы, так это моя мать… с которой я отказывалась разговаривать в течение нескольких дней после ужина. Она всегда была более критична к Кристиану, к нашим отношениям, но в конце концов пришла в себя, после многочисленных споров. Эти споры решил папа, который всегда хотел мира в своем доме.
Хотя я обожала свою маму и ценила ее силу и преданность нашей семье, я не побежала к ней, вернувшись домой из отеля после того, как потеряла девственность и надела кольцо, которое обещало вечность. На самом деле я активно избегала ее. Мы не были близки, как