Когда замуж, Инка? - Лиззи Дамилула Блэкберн
– Рада слышать, что ты занимаешься тем, что тебе нравится.
– Если решишь поменять карьеру, то…
– Спасибо, но мне и так хорошо. И потом, ты – последний вербовщик, на которого я клюнула бы.
– Я не в обиде. – Но вид у него шокированный. Тем лучше!
Я прищуриваюсь.
– Ты что, забыл?
– Что мне надо помнить? – Донован смущенно озирается.
– Как ты со мной обращался! – повышаю я голос. – Прямо как школьный хулиган!
– ХУЛИГАН? – Он смеется, и я замечаю ямочки у него на щеках.
– Да! – стою я на своем. – Ты был таким… нетерпимым.
– Я тебя раздражал?
– Не без этого. – Я складываю руки на груди. Донован находит это забавным.
– Обоснуй.
– Начнем с того, что… – Я мысленно составляю список претензий. – Ты всегда возмущался, когда я чего-то не знала.
– Например?
– Например, как резать авокадо. Откуда мне было знать, что существует какая-то особенная техника?
– НЕУЖЕЛИ? – Донован чешет затылок. – Не припомню, хоть убей. По крайней мере, теперь ты должна мастерски кромсать авокадо.
Я закатываю глаза.
– А еще ты никогда мне не уступал. Помнишь, я сказала, что не слыхала о хип-хоп-группе Tribal Quest?
– Еще бы не помнить! Правильное название – A Tribe Called Quest. Кошмар! Что-нибудь еще? – Он наклоняет набок голову, и его ухмылка так меня раздражает, что я выпаливаю следующее обвинение:
– Моя вера! Вечно ты меня поддевал по этому поводу. Вот скажи, с какой стати? Трудно было, что ли, спокойно принять, что я верю в Бога?
Донован издает шипящий звук и строит мерзкую гримасу.
– Клянусь, вы, христиане, – сама святая наивность.
Мои глаза превращаются в узкие щелки.
– Больше ты меня не спровоцируешь!
– Говорю тебе, – упорствует он, – вера в Бога – дорога к бедности, не имеющая пути назад. Другое дело, конечно, если ты – пастор…
– Мы взрослые люди, Донован, – говорю я, стараясь не распаляться. – Спорить бессмысленно. Давай просто смиримся с тем, что я верующая, а ты…
– А я провалюсь в ад. Ага, я знаю. – Саркастический смех.
– Нет! – отмахиваюсь я. – У меня другое предложение: оставить этот спор…
– Разве не твой долг как христианки – распространять истинную веру? Да, христиане с удовольствием проповедуют, пока ты внимаешь им как паинька. Но когда мы находим в Библии дыры и задаем им трудные вопросы, то сразу превращаемся в смутьянов…
– Донован, я сейчас не в настроении продолжать этот разговор.
– Зато как бы ты распелась, если бы я был верующим! Вот ты и доказала мою правоту. Ну что такого великого в том, чтобы иметь веру? Приведи хотя бы один пример преимущества верующих. Если верить – это так здорово, то ответь, почему среди верующих не меньше больных, чем среди неверующих? У верующих здесь явно должно быть преимущество, нет, что ли? А, Инка? Не знаешь, что на это ответить? Только не говори «это часть Божьего замысла» или что там вы, воцерковленные, обычно долдоните… Клянусь, вы, христиане, скажете что угодно, лишь бы…
– Знаешь что? – Я вскакиваю на ноги и чуть не падаю – оказывается, я безбожно их отсидела. – Не рассчитывай, что я тебе поддамся. Тебе хочется дебатов, а не разговора. Угадай, позволю ли я тебе качать из меня энергию?
Я отворачиваюсь, чтобы уйти, но цепляюсь левой ногой за ящик.
– Осторожно! – кричит Донован, но уже поздно.
Я лечу вперед, растопырив руки. Хорошо еще, что не падаю ничком, но ноге изрядно достается.
– Ты жива? – интересуется Донован, даже не пытаясь скрыть ухмылку.
– Еще как! – храбрюсь я. Боже правый, нога!!!
Я поднимаюсь и задираю подбородок, молясь, чтобы у моего позора больше не нашлось свидетелей. Собрав в кулак всю волю, я ухожу – вернее, кое-как тащусь – прочь.
– Прямо как нескладный подросток!.. – ворчу я, неуклюже садясь на одеяло, на котором другие подростки мучились с листовками. – Но и он хорош! Ни капельки не изменился. – Я сбрасываю кроссовку, спускаю носок и массирую поврежденное место.
И только теперь припоминаю: АЛЕКС!
Хватаю телефон. Почему он до сих пор ничего мне не написал? Я уже тянусь пальцем к клавише звонка, но тут передо мной опять вырастает Донован.
– Убирайся! – кричу я.
– Как нога? – Он указывает на мою лодыжку.
– Где от тебя спрятаться? – Я поднимаю носок и, морщась, надеваю кроссовку.
– Я пришел извиниться, – сообщает он, опять смущая меня своими ямочками.
– Не похоже, чтобы ты раскаивался.
Донован изображает на лице скорбь.
– Так лучше?
Я моргаю от возмущения.
– Так ты похож на плохой вариант ослика Иа.
Он усмехается.
– Мне понравилось. Но я честно хотел извиниться…
Я, не дослушав его, вскакиваю: ожил мой телефон.
– Привет, Алекс! – Я перебарщиваю с воодушевлением, но что поделать…
– Инка, я получил твое сообщение…
– Отлично. Ты где? – Я по-дурацки улыбаюсь и вытягиваю шею.
Наступает пауза, она грозит затянуться.
– Вообще-то… – У меня уже неприятное чувство в животе. – Прости, Инка, я застрял на работе. Надеюсь сбежать не позже, чем через двадцать минут. Если получится, то я еще успею. Только вот… я забыл твой жакет. Если хочешь, могу заскочить за ним домой. Но не хочу заставлять тебя ждать.
Я смотрю на часы. Меньше чем через час здесь все свернется. Алекс работает в центре Лондона. Он ни за что сюда не успеет.
– Ты меня слушаешь, Инка?
– Слушаю, – отзываюсь я тихо, стараясь, чтобы не дрожал голос.
– Не возражаешь, если я отдам его тебе после церкви в следующее воскресенье? – спрашивает Алекс.
– Не возражаю, – говорю я с деланой беспечностью.
– Прости, Инка, – повторяет Алекс, и в этот раз я верю в его смущение. – Я всего несколько минут назад спохватился, что оставил твой жакет дома.
Меня подмывает ответить: «Я тебя прощу, если ты его привезешь», но мне не хватает смелости.
– У тебя найдется другая такая же зимняя вещь?
– Нет! – отрезаю я и хохочу. – Шутка. Смотри не выгори на работе. Знаю, ты ее любишь, но о доме тоже не забывай. – Я представляю себе его смеющееся лицо.
– Ты права. Но работа не ждет, не хотелось бы здесь заночевать.
– Желаю удачи.
– Пока.
– Все в порядке? – спрашивает Донован, испытующе глядя на меня.
Я разочарованно смотрю на телефон.
– Да, в полном. – Новая попытка изобразить равнодушие, хотя на самом деле я на пороге истерики. – Просто ждала друга, но он не придет.
– Кажется, это больше,
