Милый яд - Паркер С. Хантингтон

Облегчение охватило меня, когда Рейган положила свой телефон, но затем она махнула рукой.

– Ханна!

Я вздрогнула, вонзив ногти в канапе. Переполненная комната оказалась не самым подходящим местом, чтобы понять, как сильно встревожило меня это имя. Хотя это никак не могла быть она…

Перед нами материализовалась высокая блондинка. На ней было коктейльное платье, каблуки выше моего кредитного рейтинга, а длинные волосы были собраны сзади во французскую косу. Она вполне вписывалась в обстановку со всеми этими элегантными картинами с позолотой, расшитыми обоями и лепниной на карнизе. Внезапно я в своем пятнистом платье с короткой и расклешенной юбкой, полосатых гольфах и армейских ботинках почувствовала себя изгоем.

Рейган подвинулась, освободив ей место на диване.

– Познакомьтесь с Ханной. Это медсестра, которая помогла мне после выкидыша во время второго этапа ЭКО. Она направила меня к доктору Маркетти, а остальное уже известно.

У меня пересохло во рту.

Это была она.

Ханна Тейта.

Мое сердце колотилось как отбойный молоток. Я слышала свой же пульс. Над головой заиграла новая песня. Что-то о том, как найти свой путь домой, как будто вселенная пыталась мне что-то сказать.

Я чувствовала себя так, словно телепортировалась в прошлое. До того момента, как из Шарлотты Ричардс стала Лотти Дикс. Должна ли я представиться? Признаться, что знала Келлана? Признаться, что знаю Тейта?

В конце концов, я промолчала, попивая чай, и изучала ее, пытаясь понять, что Келлан в ней ненавидел, а Тейт ценил. Эбигейл и Айрин тепло поздоровались с ней, и я машинально повторила приветствие, но на лице у меня застыла улыбка снеговика. Замороженная и неестественная.

Она казалась безмятежной. Как ребенок с фильтром цветочной короны. Полная противоположность мне во всех отношениях.

Рейган схватила Ханну за руку.

– Кстати, мы только что говорили о докторе.

Ханна кивнула.

– Он придет?

– Не уверена, – Рейган посмотрела на меня, приподняв бровь. – Шарлотта?

– Ой, – я отложила свой раздавленный сэндвич, решив, что ложь во спасение лучше правды, как ужаснула Тейта эта перспектива. – Я не получила окончательного ответа, но не думаю, что он появится.

– Татум не любит такие вечеринки, – сказала Ханна, как будто она была авторитетной фигурой во всех вопросах касательно Татума Маркетти.

– Или вечеринки в целом, – пробормотала я в чашку.

– Он предпочитает находиться поближе к клинике, чтобы как можно быстрее приехать по вызову.

Или, может быть, брат Тейта умер, и он больше не видит смысла в жизни вне работы.

По крайней мере таким я видела Тейта Маркетти. Сломленный несчастьем, живущий на автопилоте.

Айрин наклонилась вперед.

– Похоже, ты его хорошо знаешь.

– Раньше мы были помолвлены.

– Что? – Рейган развернулась, врезавшись животом в бедро Ханны. – Как я могла этого не знать?

Ханна пожала плечами, демонстрируя безразличие. В ее голосе была музыкальность, и все, что она говорила, звучало как благословение. Или как песня Бонни Тайлер.

– Все это в прошлом.

Лишь на мгновение она сжала пальцы.

Так быстро, что я не могла быть уверена, что это произошло на самом деле.

У Ханны еще остались чувства к Тейту? Или она затаила на него обиду? В любом случае, она могла бы вступить в мой клуб. Мы бы заказали футболки по оптовым ценам.

– Ну… не нужно зацикливаться на этом! – приняла решение Рейган.

– Все в порядке. Я двигаюсь дальше. Он тоже. Прошло четыре года.

Я произвела в уме подсчеты. Келлан упомянул о расставании в младшем классе, что означало, что прошло пять лет. Не четыре.

После его смерти Тейт и Ханна снова сошлись? Или раньше?

Тот факт, что я так мало знала о Тейте Маркетти, сам собой обрушился на меня. Я глубже вжалась в диванную подушку, думая о младших Маркетти.

Я хотела расспросить Тейта об истории с Гарвардом. Она не давала мне покоя всю неделю. Я чувствовала себя ошеломленной. Выбитой из колеи. Исцеление, которого я добивалась последние четыре года, было уничтожено одним махом.

Честно говоря, я знала Келлана достаточно хорошо и понимала, что его нельзя заставить делать то, чего он не хочет. А значит, он подал заявление в Гарвард сам.

У него была мечта о будущем – и все же он выбрал смерть?

Женщины перевели разговор на предстоящие релизы и известные научно-популярные аудиокниги. Я допила чай, жалея, что не пришла сюда раньше, чтобы мой уход сейчас не выглядел невежливо.

Сожаление усилилось, когда я услышала, как одна из сидящих рядом кузин Рейган воскликнула:

– Это он? Доктор Чудо? Как думаешь, он примет меня, если я буду умолять?

Я повернула голову в сторону двери одновременно с Ханной и втянула воздух, когда увидела его.

Тейта.

Глава тридцатая

= Тейт =

Да будет известно, что я пришел ради своей пациентки. За те суммы, которые Рейган оставляла в моей клинике, она заслуживала, чтобы ее ребенок появился на свет усыпанным бриллиантами и пуленепробиваемым. Самое меньшее, что я мог сделать, это появиться на гендерной вечеринке с настоящим подарком и улыбкой, так и говорящей: «Шесть тысяч, которые выплачивает за прием ваша страховая компания, того стоят».

У стола с подарками я бросил конверт в корзину. В нем содержалось рекомендательное письмо в высокопоставленное дошкольное учреждение города, место в приемной комиссии которого принадлежало одной из бывших пациенток. Вероятно, это побочный продукт моей совести, работающей сверхурочно. Не помогало и то, что я чувствовал себя подонком, потому что и был подонком. Вот почему я оказался здесь, для протокола, несмотря на то, что сказал мисс Шарлотте Ричардс.

Схватив ручку и карточку из стопки, я нацарапал свое предположение о половой принадлежности детей и сунул его в коробку для розыгрыша. Два мальчика, между прочим. Я сам видел соответствующие органы на последнем УЗИ. И да, это было непрофессионально. Но я знал, что Рейган получит от этого удовольствие. Кроме того, в числе призов были наушники с шумоподавлением, которые можно было бы пускать в ход всякий раз, когда Терри оказывался поблизости.

Женщины, сидящие у камина, уставились на меня. Женщины обычно пялились на меня по двум причинам: они хотели, чтобы я был в них как мужчина, или хотели, чтобы я был в них как врач. В любом случае, мне это было неинтересно.

Я шагнул к Рейган, намереваясь выплюнуть приветствие и уйти как можно скорее. А потом заметил Шарлотту Ричардс, сидящую рядом с моей бывшей невестой. Они разговаривали, склонив головы. Чарли щеголяла румянцем оттенка запеченного омара и подолом, который оставлял на виду девяносто процентов ее ног.

Ты пришел сюда не для того, чтобы раздевать глазами лучшую подругу своего брата.

Ты пришел сюда вовсе не из-за Шарлотты Ричардс.

Я не намеревался усугублять ситуацию, связываясь с ней. Считайте, я себя полностью контролировал. И потому у меня не было ни малейшего желания вступать с ней в разговор. Или, чего хуже – задрать ее крошечное платьице и погрузиться в ее киску, оставив эти гольфы до колен.

Вообще ни разу.

Кто-то схватил меня за плечо. Судя по всему, мать Рейган.

– Доктор Маркетти, верно?

Я протянул руку для пожатия, восхищаясь тем, кто изобрел хорошие манеры, и сожалея, что мне приходится их соблюдать, чтобы сохранить свой очаровательный образ доктора Чудо. Очевидно, пациенты хотели Джекилла, а не Хайда. Кто бы мог подумать.

– Можете называть меня Татум. Я так понимаю, вы миссис Ротшильд?

– Дженнифер, – она обхватила мою руку вместо пожатия. – Доктор Маркетти, то, что вы сделали для моей дочери… Не знаю, как отблагодарить вас.

За ней Чарли внимательно смотрела на Ханну, которая выглядела точно так же, как в день нашего расставания четыре года назад. Ханна проговаривала слова в размеренном темпе. У нее была склонность обдумывать свои мысли, прежде чем озвучивать их вслух, кроме тех, что касались Келлана. Что в итоге и разрушило наши отношения. Как и небольшой досадный факт, что она мне просто не нравилась – как человек, конечно. Как невеста? Тут неоднозначно.

– Я никогда не видела ее такой счастливой, – миссис Ротшильд продолжала стискивать мои руки. – Мы так рады этим детям. Я освободила комнату в своем доме, чтобы они приезжали навестить бабушку. Как у вас дела в последнее время? Хорошо отдохнули?

Я вроде столкнулся с лучшей подругой моего покойного брата и возбудился, утешая ее.

Ни разу ни хрена подобного.