Кости сердца - Колин Гувер
Это будет моя победа.
Я намерена всего в жизни добиться сама. Мои успехи будут только моими.
Если в будущем меня ждет что-то хорошее, я отказываюсь благодарить за это Жанин. Я не рассказывала ей про стипендию. Никому не рассказывала. Даже с тренера взяла клятву хранить молчание, не стала позировать для школьного альбома и не разрешила написать об этом в школьной газете.
Отец тоже ничего не знает о стипендии. По-моему, он даже не в курсе, что я играю в волейбол. Тренеры позаботились, чтобы у меня было все необходимое для занятий: экипировка, форма и так далее. Они решили, что финансовые трудности не должны помешать мне играть, – вот насколько им хотелось видеть меня в команде.
Родители не купили мне ни единой волейбольной вещи. Мне не пришлось их просить.
Странно даже называть их родителями. Они дали мне жизнь, но это практически единственное, чем я им обязана.
Видите ли, я – дитя случайной связи. Отец жил тогда в штате Вашингтон, а в Кентукки приехал по работе. Познакомился с Жанин, однако знать не знал, что она залетела – мне было уже три месяца, когда она потребовала у него алименты на содержание ребенка.
Пока мне не исполнилось четыре, он исправно навещал меня раз в год. А потом я стала летать к нему в Вашингтон. Тоже раз в год.
Ему ничего не известно о моей жизни в Кентукки. Ничего не известно о пристрастиях матери. Ничего не известно обо мне – за исключением тех крох, что я изредка ему скармливаю.
Я очень скрытна. Тайны – моя единственная валюта.
Отцу я не рассказывала про волейбол по той же причине, что и матери. Не хочу, чтобы он гордился дочкой, которая сумела чего-то добиться. Он не имеет права гордиться ребенком, для которого и пальца о палец не ударил. Пусть не думает, что ежемесячный чек и редкие звонки мне на работу могут загладить вину за то, что мы практически не знакомы.
Он даже не воскресный папа. Он – мой отец на две недели в году.
Как бы ему ни хотелось в это верить, огромное расстояние, что нас разделяет, – вовсе не уважительная причина для его отсутствия в моей жизни. Если раньше я приезжала к нему хотя бы на пару недель, то в последние три года мы не виделись вовсе.
В шестнадцать меня взяли в университетскую команду, тренировки стали занимать львиную часть дня, и я начала придумывать все новые и новые предлоги, чтобы не ездить к отцу.
Он каждый раз делает вид, что ужасно расстроен.
Я делаю вид, что мне совестно и что я безумно занята.
Извини, Брайан, ежемесячный чек говорит лишь о том, что ты ответственный человек. Он не делает тебя отцом.
Внезапный стук в дверь выводит меня из оцепенения – от неожиданности я даже вскрикиваю. Резко оборачиваюсь и сквозь окно вижу на крыльце Гэри Шелби. Обычно я ему не открываю, но сейчас этот номер не пройдет. Во-первых, он знает, что я не сплю: пришлось звонить от него в полицию. Кроме того, мне нужно поскорее разобраться с этим диваном. Не хочу, чтобы он здесь стоял.
Когда я открываю дверь, Гэри вручает мне конверт и сразу вламывается в дом, прячась от дождя.
– Что это?
– Извещение о выселении.
Не будь это Гэри Шелби, я удивилась бы, но от этого гада всего можно ожидать.
– Слушай, она же в буквальном смысле еще остыть не успела. Ты не мог подождать?
– Она задолжала мне за три месяца, а кроме того, я не сдаю жилье подросткам. Тебе ведь еще нет двадцати одного? Значит, придется съехать.
– Погоди, за трейлер отец платит. Какие еще три месяца?!
– Твоя мать сказала, что он больше не присылает чеки. Мистер Ренальдо хотел домик попросторней, вот я и предложу ему…
– Ну и сволочь ты, Гэри Шелби.
Он пожимает плечами:
– Бизнес есть бизнес. Я уже дважды высылал ей предупреждения. Тебе наверняка есть куда пойти. Одна ты все равно жить не можешь, тебе шестнадцать.
– Девятнадцать. На прошлой неделе исполнилось.
– До двадцати одного все равно не дотягивает, а по условиям договора аренды должно быть именно столько. Не говоря о том, что надо исправно платить.
Конечно, он не может просто так меня выселить – наверняка необходимо какое-то решение суда, да что толку с ним бодаться, если жить я здесь все равно не собираюсь?
– Сколько дашь времени?
– Неделю.
Неделю?! Податься мне некуда, а за душой – двадцать семь долларов.
– Можно два месяца? В августе я уезжаю учиться.
– Если бы не трехмесячная задолженность, я, может, еще пошел бы тебе навстречу. Но три плюс два выходит пять – почти полгода бесплатного проживания. Столько денег тратить на благотворительность я не могу, уж извини.
– Вот сволочь!.. – бормочу я себе под нос.
– Да, это я уже слышал.
Пытаюсь сообразить, кто из друзей мог бы приютить меня на два месяца. Натали уехала в колледж прямо в день выпускного – решила сперва походить там на курсы летней подготовки. Остальные либо бросили школу еще раньше и уверенно шли по стопам Жанин, либо обзавелись семьями – словом, им не до меня.
Есть Бекка, но у нее такой мерзкий отчим, что я и на милю к нему не подойду – лучше уж жить с Гэри, честное слово.
Осталась последняя надежда.
– Мне надо позвонить.
– Поздновато, – говорит Гэри. – Завтра позвонишь.
Отпихнув его в сторону, выхожу на улицу.
– Тогда нечего было выселять меня сегодня!
Иду под дождем прямиком к его дому – стационарный телефон в нашем парке есть только у Гэри. Поскольку большинство местных не могут позволить себе мобильную связь, все ходят звонить к нему. Кроме тех, конечно, кто задолжал.
Прошел почти год с тех пор, как я последний раз звонила отцу, однако его телефон я еще помню. У него уже восемь лет этот номер. Примерно раз в месяц он звонит мне на работу, однако я стараюсь избегать разговоров – о чем говорить с человеком, которого едва знаешь? Лучше уж вовсе не общаться, чем кормить его враньем в духе: «У мамы все хорошо. В школе все хорошо. На работе все хорошо. И вообще все хорошо».
Проглотив гордость – плотный и вязкий ком, – я набираю номер отца. К счастью, он не отключил телефон на ночь и снимает трубку со второго гудка.
– Брайан Грим.
Голос хриплый. Разбудила, значит.
Откашливаюсь.
– Кхм,
