Мистер Совершенство - Дж. Э. Хасс
— Он… тебе не нравится? Декор? Кому он принадлежит?
— Компании, — говорит Мак. — Нам принадлежит не только все здание, но и весь курорт.
— Ох, — секунду я обдумываю это.
— Мы владеем большей частью земли в Техническом центре. Мой отец скупил землю тридцать лет назад, прежде чем все это было построено. И мы сдаем ее в аренду.
Боже. Какие же это деньги? Я даже представить себе не могу.
— Так, ладно, — говорит Мак, вставая. — Я жду здесь не без причины.
— Правда? — я тоже встаю, но мое сердце бьется немного быстрее, когда я оглядываю Мака. Сегодня он одет в темно-серый костюм, светло-голубую рубашку, настолько светлую, что едва заметен этот цвет, и еще один великолепный лазурно-голубой галстук, подчеркивающий цвет его глаз, которые сияют, когда Мак смотрит мне в глаза.
Не знаю почему, но я отступаю назад. Его пристальное внимание ко мне внезапно становится скорее силой, чем взглядом. Он делает шаг вперед, его руки тянутся ко мне. Я врезаюсь в стену, и затем он сжимает в кулаках мою блузку и разрывает ее, открывая шелковую маечку на мне.
От удивления я открываю рот. Таким же образом он разрывает и маечку. И затем с шуршанием обе детали одежды падают на пол, образуя лужицу ткани.
— Что ты делаешь? — кричу я.
Интенсивный взгляд сменяется мальчишеской улыбкой:
— Мне бы хотелось, чтобы за завтраком ты была топлесс. И именно я командую на наших свиданиях.
— Почему я вообще с тобой связалась? Почему? — я отказываюсь скрещивать руки на груди и прикрывать ее. Да пошел он! Просто пошел он! — Каждый раз, когда я начинаю думать, что ты не свинья, ты берешь и делаешь что-то подобное.
— Это весело, правда? — его улыбка остается на месте.
— Нет, — говорю я. — Это унизительно.
— У тебя красивые сиськи, Элли. Тебе не должно быть за них стыдно.
— Мне не стыдно за них…
— Хорошо. Потому что я хотел бы смотреть на них, пока мы пьем кофе, и обсуждаем наше свидание, которое состоится сегодня вечером.
Из офиса Мака доносится стук, и у меня, кажется, случится приступ паники из-за того, что кто-то зайдет и обнаружит меня вот такой, голой.
— Задержи эту мысль, — говорит Мак, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в губы. — Принесли завтрак. Садись, — говорит он, подталкивая меня за плечи, пока я снова не опускаюсь на диванчик-подоконник. — Я скоро вернусь.
А затем он идет в свой кабинет, закрывая нашу смежную дверь. Я слушаю разговор в его кабинете и смотрю на свою одежду. О чем, черт возьми, он думал? Моя маечка испорчена. Разорвана прямо посередине. По крайней мере, на шелковой блузке оторвались лишь пуговицы. Наверное, я смогу завязать ее вокруг талии, чтобы добраться до парковки, но…
Раздается звон тележки и тарелок. У нас есть… доставка в офисы? В какой компании есть доставка в офисы? Думаю, я не так уж удивлена, что она здесь есть. В нашем кампусе же есть несколько ресторанов. В Атриуме — столовая. Может быть, это привезли из столовой?
Мак смеется за дверью, потом я слышу вежливое «спасибо» и звук закрывающейся двери. Смежная дверь снова распахивается, и появляется Мак с широкой улыбкой на лице.
— Надеюсь, ты любишь блинчики.
— Это происходит не на самом деле.
— О, да, это действительно происходит, мисс Хэтчер. Ты сидишь здесь, — он указывает на середину диванчика-подоконника и подталкивает ко мне тележку.
— Мне не хватает одежды, Мак. Ты разорвал мою майку. Мне придется надеть эту блузку и поехать домой, чтобы переодеться. На самом деле, — говорю я, наклоняясь, чтобы поднять блузку и взять себя в руки, — я не вернусь. С меня хватит. Просто каждый раз, когда я думаю, что ты разумный человек, ты ведешь себя как животное.
— Элли, а ты не можешь просто расслабиться? — он вырывает блузку из моих рук, сминает ее, а затем подбрасывает в воздух, и она, идеально извиваясь, плывет в новую мусорную корзину, которая сочетается с моим столом. — Три очка, — говорит он.
— Такое чувство, что ты живешь в своем собственном мире или что-то в этом роде. Думаю, забавно, что ты обвинил меня в том, что я витаю в какой-то бредовой фантазии, но Вы, мистер Стоунволл, Вы, сумасшедший в бреду, который считает, что мир — это его психбольница.
— Приму это за комплимент. Теперь сядь. У меня все под контролем.
— Моя одежда! — кричу я.
— Под контролем, Элли.
— Как?
— Поверь мне, — его тон теряет мальчишеское веселье и становится очень серьезным. — Я со всем разобрался, — он впивается в меня взглядом своих голубых глаз и не моргает несколько секунд.
Я сдаюсь первой, вздыхая и хмурясь. Но делаю, как было сказано, и сажусь посередине сидения, в то время как он толкает ко мне тележку с едой. Потому что неважно, насколько отвратительно его поведение, мне чертовски любопытно узнать этого человека. Какую жизнь он прожил, раз принимает все как должное?
— Хорошо, — говорит он, расставляя тарелки на тележке. — Ты начинаешь приходить в себя.
Я закатила глаза, но оставила свое негодование на потом. Оно просто бесполезно. Он человек, который добивается своего, и сегодня утром он хочет, чтобы я сидела топлесс на подоконнике своего кабинета, пока он подает мне еду.
— Это весело, правда? — спрашивает Мак, подмигивая мне, пока разворачивает столовое серебро, встряхивает белую льняную салфетку и кладет ее мне на колени.
Я не отвечаю. Это немного забавно, но я не соглашаюсь и даже не улыбаюсь, потому что он не заслуживает награды за то, что ведет себя как пещерный человек.
На тележке стоят две большие тарелки, накрытые серебряными крышками-куполами, кофейник, две тарелки поменьше с такими же серебряными крышками и прозрачная хрустальная чаша с водой, на поверхности которой плавают розовые и белые розы.
Что ж. Очевидно, что он знает, как сделать все красиво.
— Почему? — спрашиваю я.
Он снимает серебряные крышки с тарелок и прячет их на одной из полок под тележкой.
— Надеюсь, ты любишь блинчики. Но если нет, я заказал французский тост. Мы можем разделить его на двоих.
— Почему ты такой? — спрашиваю я, и мой рот наполняется слюной от вида горки свежих ягод на моих блинчиках. Да и у его французского тоста толщиной в два с половиной сантиметра и идеальные хрустящие края.
— Какой? — спрашивает он, разворачивая приборы, и расправляет салфетку у себя на коленях. — Веселый? Креативный? Романтичный? Что из этого тебя беспокоит, Элли?
— Не это, — говорю я. —