Частица твоего сердца - Эмма Скотт
– И что?
– И что? В этом просто нет смысла. Но я постоянно думаю о нем и чувствую себя виноватым, потому что… Возможно, я сказал то, чего не следовало.
– Я поражен, – проговорил я, разглядывая бутылку с пивом. Несмотря на весь ум, Холден просто болтал, что думал.
– Ой, заткнись, – пробормотал он. – Но да, я встряхнул кое-какое дерьмо, хотя мне вовсе не следовало туда лезть. Я даже дал ему свой номер на случай, если он захочет поговорить. Со мной. Будто бы я и в самом деле могу как-то помочь. – Он фыркнул от смеха. – Это невозможно.
– Почему?
– Я не совсем уверен, что мы с ним на одной волне, если понимаешь, о чем я. Мне нужно отстать от него. Оставить в покое.
Я закатил глаза и швырнул камешек в огонь.
«И вот опять то же самое».
Оба моих друга упрямо стремились быть несчастными, вместо того чтобы отстаивать свои желания.
Холден распознал мой хмурый взгляд.
– Ты не согласен?
– Если он тебя волнует…
– Давай не будем так далеко заходить.
– … тогда скажи ему.
– Это будет сложновато, потому что он недвусмысленно попросил меня никогда больше с ним не заговаривать. И даже если он каким-то чудом окажется геем, со мной его не ждет ничего хорошего. Кроме секса. Я вполне могу заниматься сексом без обязательств. – Он прищурился, глядя на меня. – Кстати, это не предложение.
Я фыркнул от смеха. Мы немного помолчали, а потом Холден, глотнув из своей фляжки, слегка вздрогнул. Я полил на тлеющие угли жидкости для розжига, и вскоре костер вспыхнул, создавая завесу света и тепла.
– Именно это отобрали у тебя на Аляске?
Холден резко повернул ко мне голову.
– Что?..
– Ты сказал, что с тобой этого парня не ждет ничего хорошего, – напомнил я. – Этому тебя учили? Что ты ни на что не годен?
– Да, – медленно проговорил он. – Но началось все раньше, с моих родителей. И это сложнее…
– Все это просто чушь, – выпалил я. – Кто бы ни заставил тебя так думать. И неважно, когда все началось. Это чушь собачья.
Я допил пиво и направился к Хижине, чтобы взять еще две бутылки. И встал над Холденом, предлагая одну. Он взглянул на меня с благодарностью в глазах и взял пиво. Фляжку он убрал в карман пальто.
Мы пили пиво, а солнце садилось все ниже. Холден вдруг повернулся ко мне, голос его прозвучал мягче, чем когда-либо:
– На что это походило? Увидеть нечто такое… что довелось тебе?
Мое тело тут же напряглось.
– А как ты, черт возьми, думаешь, на что это походило?
– Понятия не имею, – проговорил Холден. – Честно говоря, я даже не могу себе это представить. Я, конечно, терпеть не могу своих родителей, разумных-вирусов-в-человечьем-обличье, но оказаться свидетелем подобного… – Он пожал плечами. – Полагаю, на самом деле мне хочется знать, все ли с тобой в порядке? – Я сердито взглянул на него, и он поднял руки перед грудью. – Не откусывай мне голову. Это закономерный вопрос.
Я не сводил с него взгляда, но защитная злость растаяла, стоило лишь осознать, что никто, кроме социального работника, никогда не спрашивал меня о родителях. Она говорила мне то, на что остальные просто не осмеливались, опасаясь, как бы подобные разговоры не напомнили о смерти матери. Как будто без их слов я смог бы об этом забыть. И не носил происшедшее в себе ежедневно, ежечасно.
Или каждую ночь не видел вновь в своих кошмарах.
Я чуть не велел Холдену отвалить, но никто также не спрашивал меня, все ли со мной в порядке.
– Я не знаю, – сказал я огню. – Полагаю, я стараюсь как могу. И больше не хочу об этом говорить.
На губах Холдена появилась улыбка, необычная, мягкая, без острых уголков.
– Достаточно честно. Давай сменим тему на нечто менее тревожное и болезненное.
– Например?
– Девчонки. Конечно, не моя любимая тема. Но я признался тебе в гнетущем состоянии своей личной жизни. И если тоже хочешь излить душу, я весь внимание.
В сознании тут же всплыло идеальное лицо Шайло с гладкой кожей и полными губами. Я вспомнил светившийся в ее глазах ум, когда она обращала все внимание на решение какой-либо стоявшей перед ней задачи. Например, латала преступника вроде меня. Это уже стало школьной сплетней. Миллер считался изгоем, Холден – вампиром, а мне досталась роль бывшего заключенного, притворявшегося учеником старшей школы.
В каком-то смысле они были правы. Преступление отца запятнало и меня. Даже просто находиться в доме Биби или сидеть в патио вместе с Шайло казалось неправильным. Хорошим, но неправильным. Как будто я ворвался в их идеальную жизнь и оставил повсюду кровавые отпечатки. Но когда я пытался сдерживаться и спокойно работать, Шайло отвлекала меня. И пока она находилась рядом, мне даже не хотелось двигаться.
Холден ждал ответа.
«Есть девушка, а мне вовсе не хочется, чтобы она была».
– Не-а, – проговорил я, опрокидывая в себя пиво. – Никого нет.
* * *
В десять мы с Холденом встретили Миллера у галереи. Он закончил смену, и мы пошли по Набережной, остановившись, чтобы перекусить пиццей и сыграть в несколько карнавальных игр. После этого я направился домой.
Я повсюду ходил пешком. К счастью, школа, Хижина, дом Шайло и моя квартира располагались достаточно близко друг к другу, так что я обходился без машины. Но она бы чертовски помогла.
Я поднялся по наружной цементной лестнице к угловой квартире и потянулся за ключами. Но при первом же прикосновении дверь распахнулась, обнажая клин черноты, темной и глубокой.
– Нельсон? – спросил я, сунув руку в карман куртки за электрошокером, который я умыкнул у Фрэнки. – Ты здесь?
Я потянулся вправо, ощупывая стену в поисках выключателя, и ощутил нечто. Его. Кто-то ждал…
Тьма вдруг ожила, обрела дыхание и задвигалась. Я сделал выпад наугад, и что-то тяжелое ударило меня по запястью. Электрошокер заскользил по кухонному линолеуму. Большие руки сдавили мне шею и плечи, и когда чье-то колено вонзилось в живот, внутри, словно пушечное ядро, взорвалась боль. Еще одним ударом из темноты мне рассекло губу, а потом меня швырнули на пол.
Я все еще пытался прийти в себя, когда зажегся свет.
Надо мной навис огромный мужик, прижимавшийся спиной к сломанной двери. Средних лет, в спортивных штанах, обтянувшей тело футболке и синей ветровке. Его рыжеватые волосы на макушке поредели, на покрасневшем лице выделялись бледно-голубые глаза.
Я вскочил на ноги, ярость заслонила потрясение и боль.
