Химия любви - Сарая Уилсон
– Я хотел кое-что с вами обсудить. Только сперва… похоже, вчерашний вечер для вас оказался нелегким.
Наконец-то мы перешли к вопросу, не дававшему мне покоя с той минуты, как Марко без приглашения вломился ко мне в спальню! И все же я пока не понимала, куда он клонит.
– Ну, в списке худших дней моей жизни он, пожалуй, займет третье место, – ответила я, отделив ломтик пиццы и поднеся его ко рту.
– А какой был второй?
– Как-то в старших классах я помогала нашему футбольному нападающему с лабораторным проектом по химии. Он уже пропустил все сроки и понял, что я его единственное спасение. Дело в том, что у меня был ключ от школьной лаборатории. Мы там заперлись и стали проводить эксперимент. Но этот парень был очень симпатичный, я отвлеклась и вместо того, чтобы налить в бюретку физраствор… – Тут, пожалуй, лучше сделать пояснение. – Бюретка – это такая длинная тонкая стеклянная трубка с делениями, ее используют для…
– Я знаю, что такое бюретка, – прервал он.
– О… – Удивительно! Этот человек полон сюрпризов. – Словом, я отвлеклась и вместо физраствора взяла серную кислоту, начала наливать ее в бюретку, а дальше у меня дрогнула рука, и вся кислота оказалась у нас на одежде. Пришлось обоим раздеться и бежать в душ. Тут нас застукал уборщик, решил, что мы занимались совсем не химией, начал кричать, сбежалась толпа народу… В общем, ключ от лаборатории у меня отобрали, да еще и отстранили от занятий. Вот это было жестоко – я ведь любила школу! И очень боялась, что этот случай испортит мне характеристику и не даст поступить в колледж.
Некоторое время он молчал, вертя в пальцах соломинку, а потом спросил:
– А самый худший день? Когда скончалась ваша мама?
От этого вопроса я открыла рот и на миг застыла, не в силах пошевелиться. Затем медленно опустила ломтик пиццы на тарелку.
– Откуда вы знаете? – прошептала я.
Его вопрос поразил меня, словно удар в сердце. Откуда он знает? Вчера я выболтала немало такого, о чем говорить не стоило, но точно ни слова не говорила о своих родителях. Я вообще редко о них говорю. Даже Каталина знает лишь минимум деталей – и понимает, что здесь не стоит проявлять любопытство. А он… он что, собирал обо мне информацию?
– Вчера вечером вы упомянули о своей матери, и в вашем голосе мне послышалось нечто… нечто очень понятное. Пережив такую потерю, легко узнаешь ту же боль и у других. Не понимаю, почему говорят, что время лечит все раны; по-моему, от некоторых с годами становится только больнее. Просто люди ждут, что ты справишься с горем – вот и начинаешь делать вид, что все в порядке.
Его слова так точно отвечали моим чувствам, что несколько мгновений я просто не могла заговорить.
– А вы кого потеряли?
– Маму.
– Как… от чего она скончалась?
Марко все болтал соломинкой в бокале и не поднимал на меня глаз.
– Сердечная недостаточность, осложнение анорексии. Работала моделью и считала, что должна выглядеть безупречно. Она была первым лицом «Минкс Косметикс».
– Так ваша мама – Джана Риччи? Первая Мисс Минкс?
Он кивнул. Я молчала, переваривая эту информацию. Джана Риччи была ослепительной красавицей. Хорошо помню ее лицо: недавно, возобновив выпуск косметики 1990-х, «Минкс Косметикс» вернулась к ее образу в рекламе.
– Она была потрясающей, – тихо сказала я.
И задумалась о том, как тяжело быть красивой, если красоту нужно сохранять любой ценой. Даже если это будет стоить тебе здоровья, а в конечном счете и жизни. Насколько легче живется таким, как я! Может, не очень легко найти себе парня – зато наши парни не ждут, что мы до конца жизни будем выглядеть как супермодели… Как же ей было тяжело!
И как тяжело было бедному Марко ее потерять!
– Мне очень жаль!.. Сколько вам было?
– Четыре года. Я ее почти не помню. – Он помолчал, а затем, кашлянув, перевел разговор на другое: – А вы? Сколько вам было лет?
Обычно я этим не делюсь, но ему рассказать можно. Он меня поймет: сам прошел через то же самое.
– Двенадцать. Погибли и мама, и папа. В автокатастрофе. Водитель, который в них врезался, собрал комбо: сел за руль пьяным, набирал на телефоне сообщение и ехал на красный свет.
– Мне очень жаль. – Теперь настала его очередь мне соболезновать.
– Ничего, – с трудом выговорила я. Меня душила скорбь – та самая, что, как верно заметил Марко, с годами делается только острее. – У меня ведь были дедушка и бабушка. Я справилась. А у вас оставался папа, верно?
– Через семь недель после смерти мамы он женился на Трейси, моей мачехе. Крейг – ее сын. А мой отец – директор «КРТ Лимитед».
Материнской компании «Минкс Косметикс»? Мне вспомнились слова Каталины о кумовстве. Вот что она имела в виду – они там все друг другу родственники!
– Так что он работал день и ночь, – продолжал Марко, – меня же оставил на попечение женщины, мечтавшей, чтобы отцовским наследником стал не я, а ее сын.
В его голосе слышались боль и гнев; мне хотелось узнать больше, но тут Марко, слегка улыбнувшись, перешел на другое:
– Кстати, о моем единокровном брате. Это из-за него я пригласил вас на обед. Мне нужна ваша помощь.
Какая помощь может понадобиться такому, как он, от такой, как я?
Он не стал долго держать меня в неведении:
– Я хочу, чтобы Крейг и Лейтон расстались. И, думаю, вы мне в этом поможете.
Глава 8
И снова он так резко сменил тему, что я не могла уследить за ходом его мыслей. Только что рассказывал о смерти матери и о своем явно невеселом детстве, а теперь хочет, чтобы я помогла ему расстроить помолвку брата!
– Вы хотите, чтобы я стояла на стреме, пока вы будете соблазнять Лейтон, или что-нибудь в таком роде? – поинтересовалась я.
Звучало как полная чушь… но ведь это и есть чушь!
– Нет, наши с ней отношения определенно закончены. По множеству причин. Мы с ней друг к другу равнодушны. А вы… – Он остановился и выразительно поднял брови.
– А я… что? Влюблена в Крейга? Кажется, вы упустили из виду один крохотный факт: Крейг любит другую. Так что мою партию можно считать официально проигранной.
– Ничего еще не проиграно, – возразил он. – К тому
