Во тьме (ЛП) - Лавелль Дори

Я против воли смеюсь. Она права, мне не нужно будет беспокоиться об оплате счетов. Но я хочу быть не здесь. Я хочу назад свою свободу. Если я когда-нибудь выйду из тюрьмы, никогда не буду жаловаться снова на жизнь. Я всегда буду напоминать себе, что жизнь может быть намного хуже. Я бы заплатила любую цену за возможность свободно перемещаться.

Вернувшись в нашу камеру, пока Саншайн и другие играют в карты, я лежу на матрасе и лихорадочно ищу ответы.

Если бы Расти что-нибудь нашел, я бы передала эту информацию Престону. Может быть, он бы смог использовать ее, чтобы найти способ меня освободить. Наверное, теперь, когда мой план пошел крахом, моя единственная надежда― это он.

Он несколько дней не звонил мне, так что я не имею понятия, что он предпринимает со своей стороны. Я молюсь, чтобы вскоре он помог мне. Я не знаю, как долго еще я протяну, не сойдя с ума. Я чувствую себя так, будто день за днем я по кусочку исчезаю. Хоть даже я и дышу, внутри я умираю.

Я не могу просто сидеть и ничего не делать. Я должна действовать, несмотря на разочарование, составить другой план. Я даже надеюсь, что Трэвис вернется, чтобы у меня появилась возможность использовать заточку. Может быть, только его кровь докажет, что он был здесь. Если он когда-нибудь появится снова, не сможет уйти целым и невредимым.

Глава 21

― Сегодня день работы на огороде, Дженна, ― бросает Козлиная бородка через плечо после пересчета заключенных. Еще он говорит Саншайн, что она заменит меня.

Я киваю, не спрашивая, почему нам дали новую работу. Когда тебе приказывают что-то сделать, ты это делаешь, не задавая вопросов. Но я падаю духом при мысли о работе на огороде.

Хоть мытье унитазов вызывает у меня отвращение, я начала наслаждаться своим временем наедине, уборка ― хороший способ для меня прояснить голову. В "Крик" несколько санитарных комнат, моя самая маленькая, что значит, что на выполнение работы достаточно одного человека.

На огороде работает одновременно пять или шесть человек.

По тому, что мне рассказывали, огород в тюремном дворике завели всего три месяца назад. Перед моим приездом в «Крик», начальница тюрьмы подумала, что неплохо было бы заключенным самим выращивать себе еду.

Я бросаю взгляд на лицо Саншайн, на котором написано отвращение.

― Что такое? ― я выгибаю бровь. ― Почему ты выглядишь так, будто проглотила лягушку?

― От мысли, что мне придется оттирать дерьмо, мне хочется блевать.

― Все не так уж плохо, ― говорю я со смехом. ― Ты к этому привыкнешь.

По крайней мере, я привыкла.

― Заткнись.

Саншайн тычет меня в ребра. Мы сидим бок о бок на ее койке. Иногда по ночам мы меняемся местами, она спит на матрасе, а я на койке.

― Тебе ли не знать, что это отвратительно. Лучше смывай-ка за собой в туалете. Я не буду отчищать и твое дерьмо.

Я понимаю ее недовольство. Не очень-то радует переходить от работы в прачечной к работе в санитарной комнате.

― Обещаю.

Подавляю смешок. Не так уж часто удается посмеяться в тюрьме, но Саншайн умеет меня рассмешить. Смех одновременно приносит мне облегчение и пугает меня. Что, если мой разум начинает мириться с жизнью за решеткой? Что, если подсознательно я начинают воспринимать тюрьму своим домом?

После завтрака, мы все идем на свою работу. Перед тем, как я покидаю камеру, Саншайн отдает мне мою заточку, и я помещаю ее между грудей. Она утверждает, что прячет ее лучше меня. Она отдает ее мне лишь тогда, когда мы уходим из камеры. Я ношу ее с собой на случай, если меня снова отправят в яму.

На огороде во дворике нас работает всего трое. Козлиная бородка ходит вокруг, удостоверяясь, что мы хорошо себя ведем.

Каждый раз, как я смотрю на него, вспоминаю Трэвиса, и у меня болезненно сжимается сердце.

Прошло много дней, и не произошло ничего экстраординарного, но я все настороже. Прошлой ночью, я проснулась от еще одного кошмара и подумала, что почувствовала запах одеколона Трэвиса. Но дверь была заперта, и мы бы услышали, если бы ее отпирали. Я решила, что это лишь игры моего разума.

Игнорируя окружающих, я вырываю сорняки по краям участка и бросаю их в красное ведерко.

Ни одна из нас не разговаривает, мы сосредоточены на работе. Пока я занимаюсь сорняками, другие сажают семена или раскапывают землю.

Наконец, мы делаем перерыв на обед, и Козлиная бородка приказывает нам возвращаться в камеры. Я последняя, кто проходит мимо него, и он хватает меня за руку, не слишком сильно, но достаточно крепко, чтобы послать мне сообщение.

― Отнеси семена и ведра обратно в сарай. Шустрее.

Со сжатыми зубами, я выдергиваю руку из его хватки и делаю, как мне велено. Пока он ждет меня на краю огорода, я сваливаю мешки с семенами в ведра и отношу все в сарай. Издалека, я вижу, как другие заключенные исчезают внутри здания.

Когда я открываю скрипучую дверь сарая, у меня урчит в животе.

― Что ты копаешься? ― кричит снаружи Козлиная бородка.

Я игнорирую его и вхожу в темный сарай. Как и большинство помещений в «Крик», тут пахнет гнилью.

Ставлю ведра там, где они стоят у стены, а мешки с семенами кладу на полку.

Затем, когда я уже собираюсь повернуться, волоски сзади на моей шее встают дыбом. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что Козлиная бородка прошел за мной в сарай. Я должна была знать, что так и будет.

Я медленно поворачиваюсь, затаив дыхание.

― Что...

Слова умирают на моем языке, а мое сердце покрывается льдом.

Передо мной не Козлиная бородка, а Трэвис, одетый в форму охраннику и с усами.

Мои внутренности сжимаются от страха, когда до меня доходит, что Козлиной бородке приказали отослать меня в сарай.

― Привет, Дженна.

Трэвис закрывает дверь.

К счастью, из одного из крошечных окон льется немного света.

Он встает со стула, на котором сидит, расположенном не так далеко от двери. Как я могла пройти мимо него и не заметить его присутствия?

Я открываю рот, готовясь закричать, но не выходит ни звука. Это как в моих кошмарах, когда мне снится Трэвис, а я не могу закричать.

― Не бойся ты так.

Он на шаг приближается. Я делаю несколько шагов назад, упираюсь спиной в полки. Я ни за что не смогу покинуть это небольшое, тесное помещение, не проходя мимо него.

― Я здесь, чтобы вернуть тебе твою свободу. Этого же ты хочешь, так, Дженна?

Я моргаю, страх вцепляется когтями в мой позвоночник. Он застал меня врасплох. Все это время я думала, что он снова нападет на меня в яме.

― Не переживай. Я спланировал все до мельчайшей детали.

Он тянется в карман и достает моток толстой веревки.

― Я трахнул тебя, как и обещал Уинстону. Теперь пришло время тебе присоединиться к нему.

― Нет, ― удается произнести мне, у меня пересыхает во рту.

Это простое слово ― триггер, который возвращает меня в реальность. Внезапный выброс адреналина растекается по моим венам, и я хватаю ближайший объект, который могу использовать, как оружие, одно из ведер, которое я принесла.

― Я закричу, если ты тронешь меня.

Он смеется, когда мои руки сжимаются на ручке ведра.

― Не глупи. Никто тебя не услышит. Все внутри, заняты своим обедом. К тому времени, как они пойдут искать тебя, все будет закончено.

― Ты не станешь...

― О, да, стану.

Он оборачивает веревку вокруг своей руки с садистской улыбкой на лице.

― Я прикончу тебя, и сделаю все так, что будет похоже на суицид.

Я кричу со всей силы.

― Не смей приближаться ко мне, ― кричу я так громко, как позволяет мне мой дрожащий голос.

Я сомневаюсь, что кто-либо меня услышит. Сарай не только вдалеке от здания, но Козлиная бородка, вероятно, все еще снаружи, удостоверяется, что никто не выйдет из здания.

― Тихо, Дженна.

Только, когда он бросается на меня, а я отпрыгиваю в сторону, сшибая предметы на пол, я вспоминаю о своем оружии.

― Отвали.

До того, как он потянется ко мне снова, я тянусь наверх и засовываю руку между грудей, чтобы схватить оружие и наставить на него.