Плюсы неразделенной любви - Бекки Алберталли
– Ты всерьез спрашиваешь?
Ну правда, я хочу знать: есть на свете такой человек, который не стал бы есть шоколадную глазурь ложкой, как йогурт?
Внезапно меня охватывает вдохновение.
– А можно расширить правила игры?
– Конечно!
– Так. – Я ухмыляюсь. – Быстрый челлендж. Десять очков тому, кто за минуту найдет глазурь с самым отвратным вкусом. Внимание… Марш.
Я включаю секундомер, и мы оба умолкаем. Во мне пробуждается соревновательный дух, что совершенно на меня не похоже. Вот, значит, каково быть Кэсси. В лагере она всегда выигрывала: поедание хот-догов, поросячья латынь, кто-дальше-плюнет-арбузную-косточку. Меня же такие вещи совершенно не заботили.
Но это состязание меня волнует. Я хочу взять десять никому не нужных очков. Это бодрит. Я внимательно рассматриваю полки. Увы, почти всё стандартное: домашний шоколад, глазурь Funfetti, сливочный сыр… Пара претендентов, конечно, есть – например, кокос, пекан и лайм… В конце концов я останавливаюсь на беконе с кленовым сиропом от Бетти Крокер (ограниченная серия). Какая гадость, Бетти!
На сорок пятой секунде Рид начинает сомневаться.
– Молли, помоги! Они же все хороши.
– Шутишь?
– Может, я просто люблю всю глазурь?
Я печально качаю головой:
– Даже не знаю, что сказать.
Секундомер пиликает, и я демонстрирую бекон с кленовым сиропом – Рид его не заметил.
– Да, забавная штука, – говорит он.
– Ага. Сфоткаю для сестры.
Он смеется:
– А мне пришлешь?
– Э-э-э. Легко. Если дашь номер.
Чувствую, как к щекам приливает тепло. Надеюсь, он не подумал, что я Прошу Его Номер. Не думаю, что я Прошу Его Номер. Просто прошу его номер.
– А, точно!
Я отправляю Риду фотку и вношу его в свои контакты. Тогда он тоже достает мобильник, чтобы сохранить у себя мой телефон.
Забавно. Не удивлюсь, если он хотел обменяться номерами, – потому что мог запросто сфотографировать упаковку сам.
На мгновение я почти теряю дар речи.
Но меня тут же спасает Аврил Лавин. Неожиданно и очень громко начинает играть Sk8er Boi, и я с облегчением выдыхаю.
– Двадцать очков, – говорю я с ухмылкой.
– Но как?! Где ты научилась так играть?
Я пожимаю плечами и развожу руками. Как то самое эмодзи[30].
– Просто я ясновидящая.
Боже, мы обменялись номерами телефонов. Нет, не то чтобы прямо обменялись… Вовсе нет. Не понимаю, почему я еле дышу. Просто легкие – предатели. Как и желудок. И сердцебиение туда же.
На обратном пути мы попадаем в пробку. Все еще светло, мы с Ридом молчим. В супермаркете мы постоянно прикалывались, поддевали друг друга и в шутку соревновались (я его просто разгромила: пятьдесят – ноль). Но в машине я робею. Кажется, Рид тоже.
– Значит, у тебя есть сестра?
– Ага, – киваю я. – Близнец.
– Серьезно?
Он удивлен. Неужели я не рассказывала ему про Кэсси? Наверное, на работе мы всегда болтаем на случайные темы. О том, что нам нравится, а не о том, кто мы такие.
– Мы двуяйцевые близнецы, – добавляю я. Как правило, об этом спрашивают в первую очередь.
– И какая она?
– Кэсси? – я задумываюсь. – Не знаю. Бесстрашная.
– Не думаю, что можно быть по-настоящему бесстрашным, – говорит Рид.
Затем он включает поворотник, хотя нам нужно проехать по этой улице еще целый квартал. Пробка настолько плотная, что мы почти не движемся вперед. Поворотник тикает как метроном.
– Да, наверное, – соглашаюсь я и улыбаюсь.
Я же помню, какое у Кэсси было лицо, когда она сообщила мне, что Мина – пансексуалка. То есть она знала, что у нее есть шанс, но не была уверена. Вероятно, чуть-чуть боялась. Но, очевидно, бояться было нечего.
А потом я вспоминаю про статус в фейсбуке: теперь это уже воспринимается не как предательство, а как дурацкая шутка. Правда забавно. Думаю, Риду это тоже покажется смешным. Нужно срочно пошутить.
– Хочешь, я расскажу кое-что странное? – спрашиваю я.
– Конечно.
– Ну, не такое странное, как Толкин.
– Толкин вообще не странный, – говорит он. – Пожалуй, это самый стандартный автор фэнтези из всех.
Забавно, впрочем, и то, как сильно я хочу рассказать ему о Кэсси. Не только о фейсбуке и всяких смешных историях, но и об остальном тоже. О том, как наши отношения едва заметно изменились. Мне почему-то кажется, что Рид меня поймет, хотя никаких причин так думать у меня нет. Две минуты назад он даже не знал, что у меня есть сестра.
– Ну, то есть если захочешь почитать странное фэнтези, – продолжает он, – дай знать, потому что…
– Ой, нет, – говорю я и смущенно улыбаюсь. – В общем, Кэсси начала свои первые серьезные отношения с девушкой. Угадай, как я об этом узнала.
– Как?
На слове девушка Рид и бровью не повел. Мне это нравится. Меньшего от парня из Такома-парка – а тем более от сына Деборы и Арье – я и не ожидала.
– Из статуса в фейсбуке.
– Ой. – Рид хмурится.
– Ага.
Молчит.
– А как она должна была тебе сказать? – наконец спрашивает он.
– Уж точно не в статусе фейсбука.
Мне вдруг становится очень неприятно. Не знаю, какой ответ меня бы устроил. Не знаю даже, почему меня волнует его реакция. Но что-то не так. С чего я взяла, что это будет мило? Или забавно? Это неловко. И немножко грустно. Я быстро отворачиваюсь к окну.
– Молли? – говорит он спустя какое-то время.
– Что?
Мы останавливаемся на светофоре, и я чувствую на себе его взгляд, чувствую, как он размышляет о том, нужно ли что-то сказать. А я пялюсь на свои запястья, увешанные фенечками. Я научила Эбби плести их весной перед ее отъездом, и мы до сих пор их носим. От мысли об Эбби мне становится еще грустнее.
Она в Джорджии. А у Кэсси теперь подружка. Всё и вся движется со скоростью миллион миль в час.
– Ты не должна была узнать об этом из статуса в фейсбуке, – наконец произносит Рид.
Я пожимаю плечами.
– Меня бы это тоже расстроило, – добавляет он.
И – ой. Ком встает в горле. Вот еще один факт обо мне. Если кто-то видит, что мне грустно, или спрашивает, что случилось, или просит не плакать, мое тело слышит команду: ПЛАЧЬ. Даже если мне не особенно грустно. Наверное, во мне всегда есть маленькие капельки печали, которые ждут, когда их заметят и позовут. Может быть, они есть у всех.
– Да все в порядке, – говорю я с вымученной улыбкой. – Естественно, я за нее очень рада.
– А, ну хорошо.
Он растерян. Лучше бы я ничего не рассказывала. Теперь он решит, что я стерва. И
