Тысяча порезов - Энн Малком
— Нет, не увидимся, — прошептала я, мой голос был слабым даже для моих собственных ушей.
Он не ответил. Ему и не нужно было этого делать. Понимающая ухмылка сказала мне все. Мне хотелось возненавидеть его за эту ухмылку. За ту власть, которую он имел надо мной. За все, что теперь тот знал обо мне. В этих глазах было чувство собственности.
Но я не стала спорить и ничего говорить. Я вырвалась из его хватки и села в машину.
И не оглядывалась, когда мы отъезжали, но знала, что он наблюдает за мной.
Вместо того чтобы сосредоточиться на этом, я переключила свое внимание на водителя.
— Как тебя зовут? — спросила я.
От меня не ускользнула ирония в том, что я спрашивала имя человека, который слышал и видел, как я занималась сексом.
— Феликс.
Его глаза встретились с моими в зеркале заднего вида. Нечто шевельнулось внутри меня. Нечто, что должно было полностью насытиться после прошлой ночи. И этого утра.
Но это был другой вид голода. Я видела холод в этих глазах. Они были лишены чего-то. Мужчина, с которым я провела ночь, был холоден — это меня и привлекло к нему, — но в нем также был жар, искра.
А здесь не было ни искры, ни человечности. Это пугало. И все же это также возбуждало.
— Феликс, — повторила я, пробуя имя на вкус. Ему не подходило. Оно казалось слишком обычным, слишком плоским. Слишком тупым. Но, так или иначе, оно было идеально.
— Я Сиенна. — Здесь должно было быть больше стыда, больше неловкости. Я ничего не почувствовала.
— Знаю, — ответил он.
Мой желудок опустился.
— Это твоя работа — развозить женщин? — Я не очень интересовалась женщинами, которые были до меня. И я не настолько наивна, чтобы думать, будто этот мужчина впервые сделал нечто подобное. Но также знала, что ни одна женщина, которая приходила раньше, не была похожа на меня. И меня интересовала позиция Феликса во всем этом.
— У меня много работы, — ответил он.
В этом предложении не было ничего угрожающего. Но у меня волосы на затылке встали дыбом.
Я прикусила внутреннюю часть губы.
— Ты очень важный, — сделала я вывод. Очень опасный. — Меня мог бы отвезти кто-нибудь другой.
— Мог бы, — согласился он, встретившись со мной взглядом.
— Тогда почему ты? — спросила я после того, как на несколько мгновений воцарилась тишина.
— Потому что никто, кроме меня, не довезет тебя, — ответил Феликс холодным голосом.
У меня не было никакого ответа на то, что он сказал, не было никакого желания продолжать разговор. Я была в ужасе от того, что могло бы случиться дальше.
***
Феликс высадил меня, не сказав ни слова, даже не попрощавшись. Но в его глазах был понимающий взгляд. Который меня выбесил. Который означал, что он увидит меня снова.
Но этого не произойдет.
Так я себе пообещала, когда поворачивала ключ в замке. И когда уставилась на бриллиант на левом пальце.
Чувство вины охватило меня в ту же секунду, когда я закрыла дверь. Кольцо на пальце внезапно стало тяжелым. Мои шаги были неестественными и медленными, и я ненавидела себя все больше с каждой секундой. Запахи нашего дома обычно окружали меня комфортом, безопасностью, несмотря на то, как сейчас обстояли дела между нами с Питом.
Я вложила много сил, времени и денег в нашу двухкомнатную квартиру. Это был мой первый настоящий дом, который купил Пит. Он знал, что я люблю жить в городе. Конечно, собственность принадлежала его семье в течение многих лет, и он не платил астрономические цены за недвижимость на Манхэттене, но его семья была не из тех людей, которые просто так отдают что-то даром. Пит все равно вложил бы в это много своих сбережений. В нас.
В последнее время он был рассеянным, невнимательным, всегда сидел за телефоном или ноутбуком. Я чувствовала себя нежеланной, неуверенной и злилась из-за того, что мы жили как соседи по комнате, а не возлюбленные.
И я предала его. Забыла о его существовании. И только сейчас осознала, что сделала, как только вошла сюда. До этого я думала лишь о дискомфорте при ходьбе, и о том, что не стала принимать душ, потому что хотела пахнуть, как он. Хотела чувствовать его засохшую сперму на внутренней стороне своих бедер.
Образ Пита был приливом реальности. И обиды. Меня внезапно привело в ярость то, что он существовал. Что я пригласила его в свою жизнь, посвятила себя ему.
Он даже не поднял глаз от своего телефона, когда я вошла в квартиру. Ну и хорошо. Я боялась, что он увидит мое чувство вины. Увидит, что во мне совершенно все изменилось. Темные и искривленные части меня, выступающие прямо под кожей, было невозможно не заметить.
Но я ожидала от Пита слишком многого. Чтобы заметить произошедшее, он должен был действительно увидеть меня. На самом деле тот никогда меня не понимал, и сейчас все казалось слишком неизбежным.
— Привет, детка, — поздоровался он рассеянно.
— Привет, — ответила я, пытаясь звучать как можно более нормально.
А что было нормальным? Я отчаянно пыталась вспомнить, как вела себя до прошлой ночи.
Я положила сумочку на тумбу, хмуро глядя на пустые упаковки, оставшиеся от заказанной еды, и на беспорядок, устроенный на кофейном столике. На деревянном столике стояло пиво без подставки.
Я стиснула зубы. Сейчас, правда, не время выяснять это. Его худшим грехом было поставить пиво на столик, а моим — трахаться с незнакомцем всю ночь.
Поэтому просто прошла дальше в квартиру. Над созданием которой я очень усердно работала и потратила много денег. Денег, которых у меня не было все детство.
Наше пространство было большим. Огромный белый диван стоял в гостиной открытой планировки. Я его пылесосила и мыла еженедельно. Каждое утро раскладывала подушки. Сейчас я двигалась как деревянная, наклонившись, чтобы сложить дорогую мохеровую накидку, которую Пит скинул на пол. Окна бликовали, впуская утренний свет, потому что я тщательно их чистила, обожая естественное освещение. Вот из-за чего купила именно эту квартиру. Белая кухня с блестящими столешницами — ну, обычно блестящими, сейчас они были покрыты какими-то крошками. Обеденный уголок, где я сидела со своим утренним кофе. Книжные полки были раскрашены в разные цвета и заполнены моими любимыми книгами, первыми изданиями. Все в моем пространстве — нашем пространстве — было создано для того, чтобы отдалиться от прошлого. Чтобы показать, куда привела меня тяжелая работа, даже если технически эту квартиру купил Пит.
