Вечерняя звезда - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф
Генерал просто забыл о своем ночном чепце. Ему ужасно не нравилось видеть Аврору печальной, но в особенности он не мог терпеть тех моментов, когда ее настроение можно было обозначить этой самой фразой — «Все, о чем я мечтала, не сбылось и не получилось». Такие мысли наваливались на нее в последнее время все чаще. Возможно, он был виноват в этом. Возможно, он был виноват во всем. Ему нужно было отправиться в секс-клинику к Мастерсу и Джонсону в Сент-Луисе сразу же, как только он почувствовал, что заставить эту свою штуковину подняться стало сложней. Он предложил это Авроре, но в то время она и слышать ничего такого не хотела. Она сказала, что гораздо лучше наслаждаться старостью, чем заставлять его общаться с сексопатологами. Но прошло полтора года, а они все еще не наслаждались, а ссорились день и ночь. Аврора половину своей жизни проводила, вздыхая и заявляя, что вся ее жизнь была ошибкой, плакала или печалилась или же была чем угодно, только не той веселой женщиной, которую он знал. Вполне вероятно, во всем был виноват именно он. Наверное, ему все же следовало не послушаться ее и направиться прямехонько в заведение Мастерса и Джонсона при первых же неприятных симптомах. Его приятель по ранчо «Мираж», Сэмми, сразу же отправился к секс-доктору, как только у него начались трудности с его флагштоком, и врач превратил Сэмми в нормального человека и сделал все так, что тот снова начал преследовать девок из баров.
— Я знал, что мне лучше было бы обратиться к Мастерсу и Джонсону, — пробормотал генерал. — Получается, что ты, сравнительно молодая, живая женщина, связалась со старым болваном, которому нужно надевать на ночь чепец. Когда я был молодым, такие операции делали с железами козлов. В рекламе, правда, говорили, что это железы гориллы, но мне кажется, на самом деле, это были железы обыкновенного козла. Где же им взять столько горилл, если уж на то пошло. Моему дяде Майку как раз сделали такую операцию — с железами козла. Ему для этого пришлось поехать в Мексику. Дядя Майк потом еще был женат несколько раз. Если бы он не умер, я бы позвонил и расспросил его об этом.
— Гектор, засыпай, прежде чем я задушу тебя, как это попытался сделать со мной Паскаль! С чего это ты решил, что мне было бы интересно получать продукцию чужеродных желез, да еще к тому же козлов?!
— Но, может быть, это было бы лучше, чем не получать никакой продукции вообще, — смутился генерал. Он размышлял о том, как здорово было бы сейчас уехать на несколько дней в Мексику, тем более что ему всегда нравилась Мексика, и вернуться назад не импотентом, а нормальным мужчиной. Перспектива настолько заинтриговала его, что потребовалась долгая минута, прежде чем он отреагировал на слова Авроры о том, что Паскаль пытался задушить ее.
— Подожди, ты сказала, что он пытался задушить тебя? — переспросил он. — Как это — задушить?
— Руками, Гектор, самым простым способом. — Она была рада, что прекратился разговор о козлиных железах. Этот разговор достаточно часто возникал в течение месяцев угасания Гектора. Очевидно, эта история с дядей Майком произвела на него очень сильное впечатление, хотя, на ее взгляд, несколько браков скорее указывали на провал данного метода, нежели на его успех.
— Дай мне посмотреть на твою шею, — сказал генерал, включая свет над кроватью. Ему пришлось надеть очки, но он не увидел ничего особенного ни на ее шее, ни на груди. — Похоже, он не сделал тебе ничего плохого, — удивился Гектор.
— Да, но это, наверное, потому, что у него такие маленькие французские ручки. Вообще-то мне хотелось бы, чтобы ты перестал ухмыляться.
— А с чего бы это ему вообще душить тебя? — спросил генерал. — Видимо, ты сильно возбудила его. Ведь он ненамного моложе меня. Сомнительно, чтобы он зашел так далеко, если бы ты его как следует не распалила.
Но его мысли все время возвращались к клинике Мастерса и Джонсона. Жаль, что Авроре не по нраву средняя полоса Запада. Будь хоть какой-нибудь способ заинтересовать ее пожить в Сент-Луисе или даже в Чикаго, он мог бы незаметно сходить несколько раз в клинику. Несколько сеансов вполне могло быть достаточно — ведь наука ни одного дня не стоит на месте. Может быть, помочь ему вовсе не сложно. Может быть, у них там есть какие-нибудь таблетки, или инъекции, или еще что-нибудь. Размышления о том, какие именно достопримечательности могли бы заинтересовать Аврору на Среднем Западе, сильно утомили его, и он так и уснул, сидя с полуоткрытым ртом.
Аврора почувствовала облегчение — ссориться из-за секса или его недостатка с Гектором среди ночи не было ее любимым занятием. Намного приятней было бы почитать Пруста или же просто посидеть, не зажигая света, и смотреть в окно на луну, висевшую над дорожными фонарями, мечтая о том, как все могло бы быть, когда Томми выпустят из тюрьмы, Тедди и Джейн снова вернутся в университет и когда, наконец, Мелани обретет счастье в браке. Если хотя бы одна мечта сбылась, она могла бы спокойно спать, а не тратить так много ночей на переживания. Но пока что мечты ее не сбывались, и еще у нее был Гектор. Когда он спал, она порой находила в себе нежность к нему, даже если он спал с полуоткрытым ртом. Придурковатый и раздражающий ее, он, по крайней мере, был рядом с нею и как бы выдерживал курс, и курс этот нельзя было назвать простым, она это понимала. Не так уж много мужчин могли бы придерживаться этого курса. И ей было приятно думать об этом.
Она поднялась, обошла вокруг кровати, нашла его ночной чепец и сумела водрузить его обратно Гектору на голову. Потом она откинула покрывало и попыталась уложить его. Его военная выправка когда-то приводила ее в восхищение, теперь же была в тягость. Сейчас все зависело от того, в какую сторону он начнет падать. Он запросто мог свалиться с кровати, и единственное, в чем Аврора была уверена в столь поздний час, так это в том, что ни ей, ни ему переломов костей больше не нужно.
9
Томми, убедившись, что его сокамерник Джои наконец уснул, достал свой блокнот из-под койки и начал работать над шифром. Только его брат Тедди знал, что он разрабатывает особый шифр, которым собирается написать книгу о тюремной жизни. Книга должна была потрясти весь мир.
Когда Томми в первый раз рассказал Тедди о своем намерении, тот был очень рад, что Томми заинтересовался созданием шифра. Почти с пятнадцатилетнего возраста у Томми было одно стремление — не иметь никаких стремлений. Его главный способ проявить себя был отказываться от попыток сделать хоть что-нибудь, что общество могло счесть достойным. Тедди считал, что Томми — самый необычный человек из всех, кого он знал. Он был даже необычней Джейн, а уж Джейн запросто получила бы диплом с отличием в Брин-Мауре, не сойди она с ума за семестр до окончания университета. Но несмотря на всю свою необычность, Томми с трудом закончил школу и отказался быть в колледже больше нескольких недель. Он даже пробовать не захотел. Он чувствовал, что все стремления людей были основаны на совместной деятельности с другими. На его взгляд, всякое сотрудничество означало необходимость для кого-то продаваться кому-то. Как-то раз Тедди вовлек Томми в разговор о честолюбии, устремлениях и продажности в условиях капитализма, но понял, что этот разговор ничего не изменит, и убедился, что его брат совершенно чист в своих представлениях. Тедди был единственным человеком в семье, который не испытал шока, когда Томми убил Джулию. Хотя он никому — даже Джейн — не говорил о своих самых потаенных подозрениях. Тедди не верил официальной версии обстоятельств убийства, то есть тому, что Томми ввязался в ссору из-за наркотиков и случайно застрелил Джулию вместо парня, который торговал наркотиками и с которым она тогда жила. Тедди никогда не доводилось видеть, чтобы Томми взбесился, причем до такой степени, что в ссоре застрелил не того, кого хотел бы. Тедди считал, что, видимо, Томми застрелил Джулию из-за того, что она предала его и его неамбициозные идеалы, которые когда-то разделяла. Возможно, она только притворялась, что разделяет их, когда они только начали встречаться. Джулия не была чиста, она часто шла на сделки с совестью. Ей нужны были деньги, много денег. Тедди она никогда не нравилась, и сожалеть о ней он не стал бы. Она просто не была настолько умной, чтобы иметь дело с человеком, который был предан молчанию и понятию «ничто», как его брат Томми. Ей следовало бы понять, что Томми убьет ее, если она не перестанет путаться у него под ногами. У Томми и в мыслях не было создавать свою философскую школу, и он, разумеется, не был ловким в обыденной жизни. Томми не предпринимал ничего для того, чтобы как-то упрочить свое положение в мире. Дважды он, правда, устраивал голодовки, и тогда его приходилось укладывать в больницу и кормить принудительно. Он позволял себе совершать только такие поступки, которые, по его мнению, были абсолютно террористическими по характеру. Например, он торговал кокаином. Томми считал, что белые дети представителей верхушки среднего класса, которые покупали его, были мусором на этой планете, и помочь им уничтожить самих себя представлялось ему весьма достойной задачей. Он не был оголтелым защитником окружающей среды, его даже нельзя было назвать близким другом планеты, но на самом деле он считал, что превращение сынков и дочек этих богачей в безмозглых придурков было услугой человечеству. И он просто не мог эту услугу человечеству не оказать.
