Предположение - Аврора Роуз Рейнольдс
Когда Тара начинает танцевать, я не могу сдержаться и смеюсь. Ее длинные светлые волосы прыгают во все стороны. Ее лицо — маска сосредоточенности, а руки выглядят так, будто она танцует джайв.
— Потанцуй со мной! — она вскидывает руки в воздух и поворачивается, закрывая глаза.
Я оглядываюсь и вижу, что все вокруг меня танцуют; никто даже не смотрит, что делает Тара. Я начинаю слегка двигать бедрами, но, видимо, этого недостаточно для подруги, которая хватает меня за обе руки и начинает кружить вокруг себя.
— Тара, прекрати! — кричу я, когда мы кружимся. Ноги едва держат меня в вертикальном положении.
— Не будь занудой и танцуй, сучка! — кричит она мне в ответ. Без предупреждения она отпускает мои руки и начинает извиваться в такт музыки.
Я смеюсь, но присоединяюсь к её покачиваниям, а затем ударяюсь бедром о ее бедро, когда песня меняется на Ke$ha «Your Love is My Drug». Мы начинаем прыгать, вскидывать руки вверх и кружиться.
Я так сильно смеюсь и так весело провожу время, что даже не осознаю, что нахожусь в центре огромной толпы людей, и все они остановились, чтобы посмотреть на нас. Когда песня заканчивается, мы обе немедленно замираем и оглядываемся.
— Жги, детка! — кричит Тара, заставляя меня опустить голову и тихо прошептать:
— О Боже.
— Ты живешь только раз. К черту всех, — говорит Тара, пожимая плечами, прежде чем схватить меня за руку и потащить к бару.
— Эй, а вот и Дерек. — я указываю на другую сторону бара, где сидят Дерек и Стэн, оба с широкими улыбками на лицах.
— Вы двое выглядели…
— Безумно, я знаю, — отрезала я, забирая у него бутылку с водой и выпивая ее большими глотками.
— Я хотел сказать горячо, крошка, — со смехом поправляет Дерек. — Счастье тебе идет, малышка, — говорит он мне, притягивая меня к себе.
Я делаю глубокий вдох, понимая, что счастлива — действительно чертовски счастлива.
— Хочешь еще выпить? — спрашивает Тара, подзывая бармена.
— Даже не знаю, — Я смотрю на всех людей, которые хорошо проводят время, а потом на танцпол, на всех, кто еще танцует и смеется. К черту все это. Я хочу немного пожить. — Что мы будем пить?
— Как насчет текилы?
— Никогда её не пробовала.
Я пожимаю плечами, наблюдая, как бармен направляется к нам.
— Серьезно? — спрашивает Тара, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— Серьезно, — повторяю я.
— Ладно, ты обязана попробовать.
— Почему?
— Ты не повзрослеешь, пока не выпьешь текилы, — говорит она мне очень серьезным тоном.
— Это что, правило? — с улыбкой спрашиваю я, когда она делает заказ у бармена.
— Одно из многих. — Она смотрит на меня и улыбается. — Вот другое — слизывать текилу с тела, но мы вернемся к этому в другой раз.
— Я никогда не буду слизывать текилу с чужого тела, — я закатываю глаза, глядя на нее.
— Пара рюмок текилы — и ты сделаешь много всякого, о чем и не догадывалась, — Она протягивает мне маленький стакан с прозрачной жидкостью и дольку лайма. — Оближи свою руку, — приказывает она. Я так и делаю, и она берет солонку, высыпая немного мне на руку. — Лижи, пей, соси, — она кивает, и я качаю головой, но следую ее указаниям.
Когда я закрываю глаза и глотаю текилу, на языке появляется зернистая соль. Прохладная жидкость обжигает мне горло, заставляя хватать ртом воздух. Моя рука внезапно прижимается к лицу, и я запихиваю весь кусок лайма в рот, прижимая его к небу, а затем жую его, пытаясь избавиться от привкуса.
Я открываю глаза, когда слышу смех, вытаскиваю изо рта лайм и оглядываюсь:
— Что не так?
— Тебе не стоит есть весь лайм целиком, — Тара смеется, а Стэн с улыбкой качает головой. — Смотри на меня, а потом повторишь снова.
— Окей.
Я смотрю, как она делает то же самое, что и я, но в конце концов она просто кладет мясистую часть лайма в рот.
— Вуаля, — говорит она, поклонившись. — Теперь твоя очередь.
— Хорошо, но это последний, — говорю я ей, беря соль из ее руки, пока она берет текилу у бармена. Я пью шот точно так же, как она, напиток обжигает горло, и я засовываю лайм между губ. — Святое дерьмо, — выдыхаю я.
— А теперь давай танцевать! — кричит она, и прежде чем я успеваю ответить «да» или «нет», она тащит меня на танцпол.
***
— О Боже, порази меня на месте, — стону я, закрывая лицо руками. Такое чувство, что голова вот-вот взорвется, в желудке словно поселились миллионы пузырьков, а по телу будто грузовик проехался.
— Ложись спать, — произносит мужской голос, похожий на голос Кентона, и я напрягаюсь.
Молясь, чтобы я ошибалась, выглядываю из-под своих пальцев. Нет, не ошиблась. Что, черт возьми, произошло прошлой ночью?
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, не уверенная, что хочу знать, учитывая, что на мне нет ничего, кроме простыни, а его тело обнажено по крайней мере до пояса, рука лежит на моем животе, а тело прижимается к моему.
— Спи, — он сжимает мою талию, и живот слегка напрягается.
Я пытаюсь вспомнить прошлую ночь, но мозг не обнаруживает никакой информации. Вся моя ночь — чистый лист после второй порции текилы.
— Перестань думать и засыпай.
— Мне нужно встать, — говорю я, пытаясь поднять его гигантскую руку. В теле такая слабость, что через пару секунд я прекращаю попытки.
— Ты не спала всю ночь. Уснула только два часа назад. Тебе нужно поспать. Мне нужно поспать, так что хватит ерзать.
Мои глаза расширяются, когда я чувствую его очень явную эрекцию.
— Я ничего не помню, — шепчу, закрывая лицо руками.
— Неудивительно, учитывая, что вчера вечером ты выпила целую тонну текилы, — сонно бормочет он.
— Пожалуйста, не произноси этого слова, — я качаю головой. Одна только мысль об этом напитке заставляет мое тело бунтовать. — Как я добралась до дома?
— Я расскажу тебе все смущающие подробности с того момента, как ты написала мне, и до сегодняшнего дня, когда мы проснемся позже.
— О Боже, я писала тебе? — я издаю стон.
— Да. А теперь засыпай.
— Меня тошнит.
— В твоем желудке ничего не осталось, — говорит он со вздохом.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебя всю ночь тошнило.
— Становится все лучше и лучше, — шепчу я.
— Спи, детка — тихо говорит он, и я чувствую его губы на обнаженной коже моего плеча; от этого прикосновения мой пульс учащается.
— Почему я голая? —