Любовь на уме (ЛП) - Али Хейзелвуд
У меня челюсть отвисла. Что? У Леви есть ребенок? Маленький, человеческий ребенок?
— Я бы не беспокоился об оборудовании, Би. Леви позаботится об этом. У него отлично получается все делать. — Гай подмигивает мне, когда встает. — Не могу дождаться, чтобы увидеть, что вы, два гения, придумаете.
Леви позаботится об этом.
Я смотрю, как Гай выходит, и думаю, были ли когда-нибудь произнесены более зловещие слова.
Интересный факт обо мне: Я довольно спокойный человек, но у меня очень бурная фантазийная жизнь.
Может быть, это гиперактивная миндалина. Может быть, это слишком много эстрогена. Может быть, это недостаток родительских примеров для подражания в годы моего становления. Честно говоря, я не знаю, в чем причина, но факт остается фактом: Иногда я мечтаю об убийстве людей.
Под «иногда» я имею в виду часто.
А под «людьми» я имею в виду Леви Уорда.
Первые яркие грезы возникают у меня на третий день работы в NASA, когда я представляю, как убиваю его с помощью яда. Меня бы устроил быстрый и безболезненный конец, если бы я могла гордо стоять над его безжизненным телом, бить его по ребрам и провозглашать: — Это за то, что он не ответил ни на одно из семи моих писем. — Затем я небрежно топчу одну из его огромных рук и добавляю: — А это за то, что ты не был в своем кабинете, когда я пыталась загнать тебя туда. — Это приятная фантазия. Она поддерживает меня в свободное время, которого у меня… много. Потому что моя способность делать свою работу зависит от моей способности магнитно стимулировать мозги, что в свою очередь зависит от прибытия моего чертова оборудования.
К четвертому дню я убеждаюсь, что Леви нуждается в чудо-ноже. Я устраиваю засаду на общей кухне на втором этаже, где он наливает кофе в кружку из «Звездных войн» с изображением малыша Йоды. На ней написано «Йода лучший инженер», и она такая очаровательно милая, что он этого не заслуживает. Я ненадолго задумалась, купил ли он ее сам или это подарок его ребенка. Если это так, то он не заслуживает и ребенка.
— Привет. — Я улыбаюсь ему, прислонившись бедром к раковине. Боже, он такой высокий. И широкий. Он как тысячелетний дуб. Кому-то с таким телом не место в кружке ботаников. — Как дела?
Его голова дергается вниз, чтобы посмотреть на меня, и на долю мгновения его глаза выглядят запаниковавшими. В ловушке. Это быстро переходит в его обычное невыразительное выражение, но не раньше, чем рука соскальзывает. Часть кофе выливается на край, и он чуть не получает ожог третьей степени.
Я пещерный тролль. Со мной так неприятно находиться рядом, что я делаю его неуклюжим. Я обладаю огромной силой.
— Привет, — говорит он, вытираясь кухонной бумагой. Нет. Хорошо. Нет «А ты?», нет «Боже мой, погода сегодня влажная».
Я внутренне вздыхаю. — Есть новости об оборудовании?
— Мы работаем над этим.
Удивительно, как хорошо он умеет смотреть на меня, не глядя. Если бы это была олимпийская дисциплина, у него была бы золотая медаль и его фотография на коробке Wheaties.
— Почему именно она еще не здесь? Есть проблемы с фондами NIH?
— Разрешения. Но мы…
— Работаем над этим, да. — Я все еще улыбаюсь. Убийственно вежливо. Нейронаука о положительном подкреплении надежна — все дело в дофамине. — Чьего разрешения мы ждем?
Его мышцы, многочисленные и огромные, напрягаются. — Парочку. — Его взгляд падает на меня, а затем на мой большой палец, который крутится вокруг кольца моей бабушки. Они тут же отскакивают.
— Кого мы упускаем? Может быть, я могу поговорить с ними. Посмотрим, смогу ли я ускорить события.
— Нет.
Точно. Конечно. — Могу я посмотреть чертежи прототипа? Сделать несколько заметок?
— Они на сервере. У тебя есть доступ.
— А есть ли? Я отправила тебе письмо об этом и о…
В его кармане звонит телефон. Он проверяет определитель номера и отвечает тихим: — Привет, — прежде чем я успеваю продолжить. Я слышу женский голос на другой стороне. Леви не смотрит на меня, произнося: — Извини, — и выбегает из кухни. Я остаюсь одна.
Наедине со своими колющими снами.
На пятый день мои фантазии снова развиваются. Я иду в свой офис, тащу бутылку с водой для кулера и полусерьезно думаю о том, чтобы использовать ее для утопления Леви (его волосы кажутся достаточно длинными, чтобы держаться за них, пока я толкаю его голову под воду, но я также могу привязать к его шее наковальню). Затем я слышу голоса внутри и останавливаюсь, чтобы прислушаться.
Ладно, хорошо: подслушать.
— …В Хьюстоне? — спрашивает Росио.
— Пять или шесть лет, — отвечает глубокий голос. Леви.
— И сколько раз ты видел Ла Ллорону?
Пауза. — Это женщина из легенды?
— Не женщина, — насмехается она. — Высокая женщина-призрак с темными волосами. Обиженная мужчиной, она в отместку утопила собственных детей. Теперь она одевается в белое, как невеста, и плачет на берегах рек и ручьев по всему югу.
— Потому что она сожалеет об этом?
— Нет. Она пытается заманить еще больше детей в водоемы и утопить их. Она потрясающая. Я хочу быть ею.
Мягкий смех Леви удивляет меня. Как и его тон, мягко дразнящий. Тепло. Какого черта? — Я никогда не имел такого удовольствия, но могу порекомендовать близлежащие туристические тропы с водой. Я пришлю тебе письмо.
Что происходит? Почему он разговаривает? Как нормальный человек? Не ворчит, не кивает, не обрывает фрагменты слов, а говорит реальными предложениями? И почему он обещает отправить электронное письмо? А он умеет это делать? И почему,
