Вечерняя звезда - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф
Авроре нравилось, что Генри приятно быть с ней. Ей нравилось, что он сам без принуждения садился к ней на кровать поиграть обрывками бумаги. Еще ей нравилась его манера соскальзывать с края кровати, когда ему казалось, что пришло время покинуть это место. Генри был уверен, что кто-нибудь из взрослых всегда будет рядом и успеет подхватить его. До сих пор он в этой своей уверенности не обманывался. Правда, однажды этим пришлось заняться и самой Авроре — она едва-едва успела схватить его за пятку своей здоровой рукой.
Ей забавно было наблюдать, как Генри, устав от взрослых, которые всегда были рядом, уползал от нее, когда ему просто хотелось посмотреть, нет ли чего-нибудь занятного на веранде. Ей пришла в голову мысль, что, в конце концов, судьба послала ей мужчину, который знает, чего он хочет. Просто на тот момент случилось так, что ему не было еще и десяти месяцев от роду.
Без сомнения, Генри был доволен жизнью, у него был мужской характер, и он знал, чего хочет.
Он любил дубасить по мусорной корзине, по крышке унитаза или же по шляпной коробке, которую обнаружил в шкафу у Авроры. Непривычные звуки восхищали его. Однажды он случайно уронил свою ложку на бронзовую полоску, прижимавшую половик у двери в спальню. Ложка ударилась о бронзу, и Генри услышал какой-то новый звук. Он собирался было выползти из спальни и обследовать веранду, но при этом звуке остановился и начал снова и снова бросать ложку на бронзовую полоску. Ему удалось произвести этот новый звук еще раз пятнадцать-двадцать, пока он не наслушался. Потом он взял свою ложку и пополз дальше.
17
Прошло еще немного времени, и Аврора совершенно влюбилась в Генри. Теперь он был единственным из людей, встреч с которым она ждала, единственным существом, кому она могла отдать свое внимание и посвятить оставшиеся силы.
Но пока что Генри появлялся только в обществе своей матери. Аврора ничего не имела против Эллен, она даже немного жалела ее, хотя и не знала, что за сложности могли быть в жизни Эллен. По слухам, у них с Джейн произошла размолвка, а Джейн была ей не только невесткой, но и лучшей подругой в Хьюстоне. Аврора не считала, что семейная жизнь приносит Эллен слишком много радости. Томми, бывший убийца и заключенный, настолько пристрастился к работе, что стал кем-то вроде цыгана-компьютерщика, кочующего с места на место, — на его услуги всегда был спрос. Дома ему доводилось бывать нечасто.
Несмотря на то что она произвела на свет замечательно смышленого мальчишку, который очаровал даже Томми, что было хорошим признаком, уделом Эллен было одиночество. В ее глазах замерло выражение нерешительности одинокой женщины, которой не помешало бы немного внимания. Может быть, для того чтобы как-то перебороть в себе чувство неопределенности, она вечно заваливала себя работой, и это немного успокаивало Аврору. Эллен была крайне осторожна и никогда не позволяла себе жаловаться, что само по себе было качеством, которое Аврора, не будь она так больна, могла бы расценить как что-то такое, что само по себе было не чем иным, как жалобой.
Однако Авроре больше всего хотелось оставаться вдвоем с Генри каждый день хоть на четверть часа. Она не хотела, чтобы Мария мешала ей — та закатывалась смехом после каждой шалости Генри. Она не хотела, чтобы даже Эллен была с ними, ей еще и еще нужно было побыть со своим маленьким мужчиной с глазу на глаз.
18
Однажды Аврора нацарапала в своем блокноте: «Пожалуйста, оставьте нас с Генри вдвоем хоть на четверть часа. Я хочу поучить его музыке».
Она сумела объяснить Марии, что нужно поставить на пол в теплом солнечном углу веранды что-то вроде мольберта. Это было то самое место, куда когда-то любил ставить свой шезлонг Гектор Скотт. Мария теперь могла поднимать Аврору на руки — та была не тяжелее пуховой подушки. Она переносила ее к мольберту и подпирала взбитыми подушками. Когда они с Генри сидели на полу, не было опасности, что тот ушибется, упав с кровати.
Эллен считала, что это прекрасно — пусть Аврора учит Генри. Она ведь не предлагала заняться этим с Мидж?
Она относила Генри наверх, сажала его перед мольбертом и спускалась вниз посмотреть с Марией какой-нибудь латиноамериканский сериал по телевизору.
19
Для первого занятия Аврора выбрала «Петрушку». Генри вытянулся, когда раздались первые звуки, послушал несколько секунд, но потом решил, что больше самих звуков его интересует проигрыватель компакт-дисков, который стоял на полу возле Авроры. Он хотел схватить его, но Аврора прикрыла его своей здоровой рукой.
Генри прополз по всей комнате и потянулся к большому цветку в большом горшке. Он оторвал от него лист и засунул в рот. Посмотрел на старуху, не собирается ли она помешать ему есть зеленый лист, но та, вместо того чтобы остановить его, сделала что-то такое, отчего музыка стала еще громче.
Лист оказался горьким и совершенно невкусным. Генри выплюнул его и пополз обратно к мольберту. Он сумел перевернуть одну из маленьких черных коробочек, из которых летели звуки. Тогда старуха перевернула его на спину и приложила черную коробку прямо к его уху. Генри с минуту лежал неподвижно, вслушиваясь. Это была какая-то игра, связанная со звуком. Он ухмыльнулся — играть ему нравилось, даже если его при этом щекотали, что происходило довольно часто, когда кто-нибудь из Больших переворачивал его на спину.
20
Полчаса музыки стали для Авроры с Генри ежедневным ритуалом, и это всегда происходило как раз в то время, когда по телевизору шел любимый сериал Марии. Одна из женщин приносила малыша наверх, плюхала его на пол, плотно прикрывала створки двери, что не давало ему возможности свалиться вниз со ступенек, и уходила.
Аврора включала музыку — каждый день новую. Это мог быть Моцарт или блюзы, джаз или Дебюсси — а Генри ползал по веранде и чего-нибудь искал. Аврора всегда проверяла, есть ли у него бутылочка с его питьем, и всякий раз, как Генри подползал настолько близко, что она могла дотянуться до него, она переворачивала его на спину, вставляла ему в рот бутылочку и прикладывала один из громкоговорителей к его уху.
Генри жадно сосал и слушал. А порой старуха прикладывала руку к его животу. Когда она так делала, он бесцельно крутил большой перстень с зеленым камнем у нее на пальце. Но и звуки тоже были интересны. Они были новые каждый день, и их было интересно слушать, посасывая из бутылочки. Порой старуха не могла удержаться, чтобы не пощекотать его. Когда она такое проделывала, он переворачивался и полз прямо на нее. Ему нравилось трогать большие желтые штучки, которые висели у нее в ушах.
21
Иногда, когда Генри забирался на старуху, чтобы поиграть со штучками, которые висели у нее в ушах, он приближал свое лицо к ней. Он знал, что почти всем Большим нравится, когда он так делает. Им нравилось, когда он прижимал нос к их лицам, расплющивая его. Это всегда заставляло их улыбаться. Несколько раз он проделал это и со старухой, у которой еще и в волосах было понатыкано много интересных вещей. Иногда ему удавалось подползти настолько близко, чтобы вытащить какую-нибудь игрушку и рассмотреть ее.
Когда он забирался на нее, старуха делала что-то такое, отчего звуки, которые они слушали, становились громче. Порой она делала их такими громкими, что Генри забывал об игрушках у нее в волосах или тех, что висели в ушах. Звук становился таким громким, что ему нужно было остановиться и послушать. Это был интересный звук — все время не такой, как прежде, но интересный. Старуха определенно была интересная Большая. Никто из его Больших никогда не делал так, что звук становился таким громким или таким сложным. Но она издавала эти звуки не ртом. Она делала так, что они появлялись из маленьких черных коробочек, и когда звуки выходили, они наполняли собой всю комнату. Генри нужно было слушать их как можно ближе, они были такие сложные, но очень приятные. Их стоило слушать.
