Испорченный король - Рина Кент
Ой.
Я расслабляю выражение лица.
– Входите.
Тетя и дядя заходят внутрь, оба все еще в своих рабочих костюмах.
Когда тетя Блэр наклоняется, чтобы обнять меня, я встаю и остаюсь в ее объятиях слишком долго. Под вишневыми духами скрывается мамин аромат. Что-то напоминающее сахарную вату и лето.
Я не знаю, почему я думаю об этом прямо сейчас, когда я даже не помню свою маму.
Сегодня я скучаю по ней.
Я скучаю по жизни, которую не помню.
Неохотно я отстраняюсь от тети и обнимаю дядю Джексона. Он целует меня в макушку.
Дядя классически красив, у него каштановые волосы и кобальтово-голубые глаза.
Несмотря на то что его телосложение лучше среднего, у него пивной живот.
– Я звонила, но ты не взяла трубку. – Тетя изучает мое лицо тем пристальным взглядом, который ставит ее клиентов на колени.
Как будто она распознает ложь еще до того, как я ее произнесу.
– Извини, я забыла его.
– Я позвонила в школу, – говорит она. – Мне сказали, что ты ушла домой.
– Я… – Черт. Я не думала так далеко наперед, когда уходила. – Мне было нехорошо.
Дядя Джексон нависает надо мной, его лоб нахмурен.
– У тебя снова учащенное сердцебиение, тыковка?
– Нет. – Я заставляю себя улыбнуться и чертовски надеюсь, что они в это поверят. – У меня просто разболелась голова, и я хотела вернуться домой и отдохнуть. Простите, что я не позвонила.
– Мы так беспокоились о тебе, милая. – Тетя приглаживает мои волосы. – Я пришла домой пораньше, чтобы проверить тебя, но ты спала.
– Я же говорил тебе, что с ней все будет в порядке, – вмешался дядя. – Где ты забыла свой телефон?
– В… школе.
Потрясающе, Эльза. Я выдаю одну долбаную ложь за другой.
Больно лгать им, но я скорее умру, чем подвергну компанию тети и дяди опасности.
Их имена и имя гребаного Эйдена Кинга не должны существовать в одном предложении.
Тетя продолжает внимательно рассматривать меня с ног до головы, как будто она ожидает, что я упаду в обморок в любую секунду.
– Головная боль из ниоткуда – это подозрительно. Может, нам стоит навестить доктора Альберта?
– Это просто головная боль, Блэр, – говорит дядя от моего имени.
– Головные боли – это симптомы самых чудовищных болезней, Джексон, – возражает она.
– Одна из них – простая усталость.
– Я в порядке, правда, – вмешиваюсь я, не желая, чтобы они спорили. – Я просто собираюсь немного позаниматься и лечь пораньше.
– Сначала ужин, тыковка. И мы должны сыграть партию в шахматы. – Дядя подхватывает меня под мышку и тащит из комнаты. Он спрашивает о моем первом дне и рассказывает мне анекдот об их работнике. Он чуть не упал в обморок, когда ему позвонили и сообщили, что у его жены начались роды.
Дядя Джексон умеет поднимать настроение, и я улыбаюсь вместе с ним.
Тетя следует за ним, но ей не смешно. Она продолжает пристально наблюдать за мной, как будто пытается проткнуть меня взглядом насквозь.
Как только мы приходим на кухню, я улыбаюсь.
– Тетя, у тебя есть время немного позаниматься йогой? Это помогает при головных болях.
– Черт возьми, да. – Она хихикает, но затем ее улыбка гаснет. – Прости, милая, у меня так мало времени для нас, девочек.
Я качаю головой и говорю насмешливым тоном:
– Нет, это к лучшему. Слишком много девичьего времени отвлекло бы меня от Кембриджа.
Тетя возится за барной стойкой, а я сажусь на свободный табурет. Дядя подходит ко мне сзади и массирует мои плечи.
– Я собираюсь хорошо подготовить тебя к Кембриджу, тыковка.
Тетя закатывает глаза.
– Это не игра Премьер-лиги, Джексон.
– Игнорируй ее. – Дядя наклоняется и шепчет: – У меня есть билеты на игру «Арсенала» на следующей неделе. Угадай, кто приглашает тебя на свидание?
Моя грудь трепещет от возбуждения. Я ненавижу футбольную команду нашей школы, или, более конкретно, я ненавижу придурков, которые играют в ней, но я люблю саму игру. Дядя обратил меня на темную сторону и превратил в канонира – непоколебимого фаната «Арсенала».
– Тебе лучше не просить ее бросить учебу, чтобы пойти на какую-то дурацкую игру.
– Конечно нет, – говорим мы с дядей одновременно, затем он фыркает, и я тоже не могу удержаться от смеха.
Тетя складывает руки на груди и постукивает ногой по полу.
Мы с дядей заняты извлечением овощей из холодильника, пытаясь подавить смех.
– Командная работа, – шепчем мы с дядей друг другу.
На мгновение, только лишь на одно, я забываю о том, что произошло сегодня.
Или, во всяком случае, пытаюсь это сделать.
* * *
Утром тетя отвозит меня в школу по дороге на работу.
Всю ночь я вспоминала вчерашний день и подумывала о том, чтобы не появиться сегодня. Но затем у меня случилась минута гневного негодования на саму себя.
Никто – включая Эйдена – не сломает меня.
Мое детство не смогло, и он, черт возьми, точно не сможет.
Я просто должна быть умной, когда имею с ним дело. Например, избегать того, чтобы пытаться выбить из него все дерьмо и вернуться к свирепым переглядкам издалека.
Я машу своей тете и вхожу в школу с высоко поднятой головой, как обычно.
Я слышу насмешки, но я не позволяю им вывести меня из себя.
Тихий голос в моей голове нашептывает им.
Бегите, детки, ваши маленькие шалости ничто по сравнению с порочностью Эйдена.
Несмотря на мой ободряющий монолог этим утром, который придал мне столь необходимую смелость, дрожь пробегает по моим конечностям, когда я подхожу к классу.
Я увижу его снова. Я увижу эти демонические глаза.
Эту садистскую ухмылку.
Эту темную душу.
Сукин сын. Как, черт возьми, я должна пережить целый год с ним в одном классе?
Что еще хуже, Ким нигде не видно. Поскольку у меня больше нет телефона, я позвонила ей со стационарного ранее, но она не взяла трубку.
У меня еще есть немного времени до первого урока, поэтому я направляюсь к ее любимому месту в саду.
Мой шаг замедляется возле дерева, где Эйден вчера поймал меня в ловушку.
Странное осознание сжимает меня за горло. Память моего тела снова срабатывает.
Я чувствую его руки повсюду на себе.
Я чувствую его запах среди деревьев.
Я вижу этот бездушный взгляд в его глазах.
Сильная волна ненависти захлестывает меня, но это не все.
Что-то еще, что-то совершенно аморальное захватывает и меня.
Убирайся из моей головы, черт бы тебя побрал!
Мои брови хмурятся, когда я прихожу в хижину и
