Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон
– И?
Она прикусывает губу.
– Я хотела открыть письмо вместе с тобой. Итак, ты готова?
Я нетерпеливо киваю головой, и в моей груди разгорается нетерпение.
Она открывает конверт и достает заключение. Как только оно оказывается на столешнице, мы едва не бьемся головами друг о друга в своем стремлении прочитать его.
…относительно двух предоставленных образцов было установлено, что почерк на них…
– О Боже. Совпадает! – визжу, почти задыхаясь от восторга.
Дайя ухмыляется, слегка дрожа от волнения.
– Хорошо, а теперь настоящий тест.
Она придвигает свой ноутбук ближе, ее электронная почта уже открыта. Она кликает на нераспечатанное сообщение.
«Дайя,
Я проверил серийный номер, как ты и просила. Это оказалось чертовски сложно – тот, кто стер этот номер, сделал это очень хорошо. Но не настолько, чтобы я не смог его отследить. Серийный номер принадлежит покупателю по имени Фрэнк Сайнбург. Надеюсь, это поможет.
Джеймс»
– О… Боже! – кричу я, едва не вскакивая со стула от возбуждения.
– Святое дерьмо, – выдыхает Дайя с выражением полным шока и благоговения. – Это был он. Это сделал гребаный Фрэнк.
– Он был влюблен в нее и, должно быть, узнал о Роналдо, а затем убил ее в приступе ревности, – заключаю я, едва не глотая свои слова.
Дайя оборачивается и хватает стоящую на стойке бутылку водки «Серый Гусь».
– Это требуется отпраздновать. Мы наконец-то сможем восстановить справедливость в отношении Джиджи. Даже если Фрэнк уже умер, по крайней мере, мир узнает, что он был тем еще куском дерьма.
Я ухмыляюсь, ощущая в горле странную смесь эмоций. Я в восторге от того, что мы раскрыли дело. Но еще мне грустно. И я пытаюсь понять, отчего именно. Расследование этого убийства занимало центральную часть моей жизни в течение последних нескольких месяцев. И завершить его равносильно потере частички себя.
– Мы до сих пор не знаем, кто спрятал часы, – рассуждаю я, прежде чем опрокинуть рюмку.
Мое лицо кривится от вкуса. Мне все равно, что скажут другие: когда алкоголь не смешан с чем-нибудь еще, на вкус он как дерьмо. И я не изменю своего решения.
Но я наслаждаюсь жжением, пока спиртное скользит по моему горлу и оседает в желудке; внутри расцветает огонь, согревающий меня.
Я протягиваю рюмку обратно, сигнализируя налить еще.
Дайя смотрит на меня, и в ее шалфейных глазах мелькает что-то, похожее на стыд.
– Что? – непонимающе спрашиваю я.
Она указывает на мою вновь наполненную рюмку, а затем выпивает свою. Я следую ее примеру. На этот раз мне кажется, что эта рюмка – чтобы набраться храбрости. Для чего, видимо, знает только Дайя.
– Ладно, записка Фрэнка была не единственной, которую я отправила, – начинает Дайя с нерешительностью на лице. Ее рука поднимается, чтобы поправить кольцо в носу, но она останавливает себя и вместо этого складывает пальцы вместе.
– Хорошо, – говорю я, щуря глаза в подозрении.
Она ведет себя странно. И это не та странность, как когда мы снимаем штаны и танцуем под «I'm a Barbie Girl» в три часа ночи, распивая вино из коробок.
Такое случилось лишь однажды, но мы обе проснулись на следующее утро, сожалея об этом.
Она глубоко вдыхает, и у меня возникает искушение сказать ей, что мы пользуемся одним и тем же кислородом – частиц, которые даруют ей сверхспособности и делают ее храброй, она в нем не найдет. Я знаю это, потому что прямо сейчас мне хочется убежать и спрятаться от того, что она собирается сказать.
Она поднимает конверт и вынимает из него еще два листка бумаги. Бросив напоследок в мою сторону еще один взгляд, она кладет документы на стол, и мы обе вчитываемся в них.
В одном говорится о совпадении, а во втором – об отсутствии таковых.
– На что мы смотрим?
– Почерк в записке с признанием совпадает с почерком твоей бабушки, – выпаливает она так быстро, что проходит несколько секунд, прежде чем я осознаю, что именно она сказала.
– Что?
Это все, что я в состоянии произнести. Она стонет и наливает еще одну рюмку.
– Это сравнение записки с признанием и образцов почерков твоей бабушки и Джона.
– Хорошо, подожди, – говорю я, вытягивая руки перед собой. – У тебя были подозрения, что убийство скрыла моя бабушка?
Ее губы сжимаются в жесткую линию.
– Да.
Я качаю головой, не находя слов.
– Почему?
Она вскидывает руки.
– Да потому что это должен был быть кто-то, кто жил в этом доме, Адди. Джон или твоя бабушка. И твоя бабушка постоянно ходила на чердак, разве нет?
– Откуда у тебя вообще образцы их почерков?
– У тебя куча старых документов, которые она подписывала. Я сделала фото. Ну, а в случае с Джоном было немного сложнее, но мне удалось раздобыть завещание, которое он написал.
– Почему ты просто не рассказала мне об этом?
Она вздыхает.
– Потому что я знала, что ты плохо отреагируешь. Я хотела убедиться в своих подозрениях, прежде чем испортить тебе день.
Выдохнув, я киваю.
– Ты права, – заключаю я. – В этом есть смысл.
Это звучит так, будто я пытаюсь убедить сама себя. Наверное, потому что так оно и есть.
Дайя молчит, давая мне возможность обдумать тот факт, что моя бабушка помогала скрывать убийство своей матери.
– Ее заставили, – произношу я наконец, глядя на признание бабушки, лежащее на столе, – записку, которую я нашла на чердаке после того, как увидела то, что, как я думаю, было привидением Джиджи. Я не беру ее в руки, но прекрасно помню слова на ней. Беглые каракули на клочке бумаги, содержащие слова молодой девушки, вынужденной скрывать убийство собственной матери.
– Твоей бабушке было шестнадцать лет, когда убили Джиджи, так? Фрэнк явно угрожал ей, и она чувствовала, что у нее не было выбора. Ради Бога, он же был детективом, конечно, она ему поверила.
Я киваю, хмурясь.
Страх, который, должно быть, испытывала бабушка. И тошнотворное чувство от осознания того, что она помогает убийце Джиджи.
Боже.
Я даже не могу представить, что она чувствовала.
– Возможно, именно поэтому она проводила так много времени там, наверху, и поэтому осталась в этом доме. Возможно, она наказывала себя. Заставляла себя оставаться в доме с такими ужасными воспоминаниями в качестве
