Плюсы неразделенной любви - Бекки Алберталли
Хотя нет. Лучше мне не знать.
– О! – восклицает Кэсси. – Оливия просила передать, что очень хотела прийти, но не смогла из-за работы.
– Жаль… А чем она занимается?
– Расписывает керамику. Очень в ее духе, – говорит Кэсси, и Мина кивает.
Я слышу, как открывается парадная дверь, а потом кто-то кричит:
– Есть кто-нибудь?
– Мы в подвале! – отзывается Мина.
Дверь с глухим хлопком закрывается, на лестнице слышны шаги. Я нервничаю. Не потому, что я запала на Уилла, – просто они оба недосягаемо круты. И когда они входят в комнату, я снова в этом убеждаюсь. В самом их виде чувствуется что-то правильное. У обоих правильные тела. Макс накачан (в разумных пределах), и сегодня его анимешная челка смотрится мило. Наверное. А Уилл выглядит так, будто родился моделью «Американ Аппэрел»[20]. На нем старая футболка с логотипом сети «Бенз Чили»[21] и джинсы, но даже в таком наряде он выглядит до смешного идеально.
Вот и я хочу того же. До смешного идеально выглядеть в футболке.
А еще Уилл пришел с пивом.
Рядом со мной лежит декоративная подушка. Я беру ее в руки и крепко сжимаю в объятиях.
– Вы же друг друга помните? Уилл Хейли, Макс Маккон. А это Кэсси и Молли Пескин-Сусо.
– Как-как? – спрашивает Уилл.
– Через дефис, – говорит Кэсси и поднимает взгляд. – Пиво принесли?
– Украли, – отвечает Уилл и подмигивает мне; наверное, это должно меня шокировать. – Взяли наверху. У Мининого папы целый холодильник в гараже.
– Неужели твои родители разрешают брать пиво, когда тебе вздумается?
– Конечно, нет. Просто папа не очень внимательный, так что…
– Хотела бы я иметь не очень внимательных родителей с холодильником для пива, – вздыхает Кэсси.
– Вообще-то это холодильник для кимчи, – ухмыляется Мина.
– А вся нормальная еда хранится на кухне, – добавляет Макс.
– Что, серьезно? – спрашивает Мина. – Будь добр, объясни, чем тебе кимчи не угодила?
– Макс – прямо слон в посудной лавке, только в вербальном смысле, – объясняет Уилл и усаживается возле меня на диван.
Я не упускаю возможности быстренько на него посмотреть: взъерошенные рыжие волосы и сонные голубые глаза… Он откидывается на спинку и потягивается, так что футболка ползет вверх, обнажая живот – бледный и плоский, с едва заметными волосками. Нужно перестать краснеть. К тому же Макс с Уиллом уже обмениваются многозначительными взглядами.
Если это из-за меня, я умру на месте.
Видал? Грустная пухлая девчонка явно сражена нашей хипстерской красотой.
Серьезно, умру.
Может, я параноик, но я не могу прогнать эту мысль. Иногда даже зацикливаюсь на такой фигне и начинаю развивать диалог у себя в голове. В действительности же, джентльмены, я заинтригована, но никак не сражена. И я взволнована, но не грустна. И потом, если ты называешь себя хипстером, знаешь, что это значит? Ты не хипстер.
Впрочем, причиной многозначительных взглядов может быть пиво.
Кэсси выпрямляется.
– Уилл, я слышала, ты творческая натура.
– Ну как… Я фотографирую.
– Это считается, – улыбается Кэсси. – Молли тоже очень креативная.
О боже.
– Ух ты. Круто. Что делаешь? – Уилл сползает с дивана и, скрестив ноги на ковре, одаряет меня улыбкой. Чувствую себя воспитательницей в детском саду. Если представить, что детсадовцы пьют пиво.
– В смысле? – спрашиваю я.
– Ну, рисуешь? Пишешь?
Я решительно качаю головой.
– Я не креативная. Просто люблю мастерить всякие штучки.
– Она делает украшения, – говорит Мина.
Так. Блин. Стоп. Настолько в лоб, что даже унизительно… ЭЙ, УИЛЛ, ГЛЯДИ, СКОЛЬКО у ТЕБЯ с МОЛЛИ ОБЩЕГО. ТОЛЬКО НА ДЕЛЕ у ВАС НИЧЕГО ОБЩЕГО НЕТ. ПРОСТО ОНА СЧИТАЕТ, ЧТО ТЫ СЕКСИ.
– Ну, это не искусство, – бормочу я и зарываюсь лицом в подушку.
– На первый день рождения нашего братика она наделала всяких хреновин с пинтереста, – продолжает Кэсси. – Очень мило получилось. Вообще она всегда берется за дни рождения. А еще украшала нашу два-мицву.
– Это что-то типа бат-мицвы? – спрашивает Мина.
– Двойная бат-мицва. В прямом смысле. Хотя в нашем случае скорее тошницва.
– Что? – смеется Мина.
– О, можно поподробнее? – просит Уилл.
Я встречаюсь взглядом с Кэсси и неожиданно понимаю, что она смущена. Похоже, до нее только сейчас дошло, что истории про мое блевотное прошлое не сыграют нам на руку. Что-то мне подсказывает, что Уилла это не заведет.
Но уже слишком поздно. Он внимательно на нее смотрит и ждет.
– Молли, может, лучше ты?
– Я не буду об этом говорить. – Я обнимаю колени.
Кэсси пожимает плечами:
– Ладно, стоим мы на биме, раввин держит Тору. Ну и нам с Молли надо ее раздеть.
– Вау, – говорит Уилл, и они с Максом обмениваются улыбками.
– Что?
– Так это называется? Раздевание Торы?
– О боже, ребят… Хватит. – Мина качает головой. – Это оскорбительно.
– Я же просто спросил!
– Короче, – продолжает Кэсси, – раввин снимает щиток и чехол, а Молли тупо стоит и смотрит в никуда. Бледная как смерть. Как этот… Ну, вампир.
– Эдвард Каллен[22], – подсказываю я.
– Ага. Как Эдвард Каллен. Я шепчу ей на ухо: «Молли, нам нужно раздеть Тору!» А она такая типа: «Что-то мне нехорошо».
– О нет! – ужасается Мина, хватаясь за сердце.
– Ну а я думаю: лады, это все-таки наша бат-мицва, придется потерпеть, и передаю ей указку…
Я помню все настолько отчетливо, будто это случилось вчера. Кончик яда[23] выполнен в виде маленькой руки, так что водить по тексту следует металлическим указательным пальцем. Раньше яд казался мне очень красивым. Но когда Кэсси протянула его мне, я почувствовала, что в меня тычут пальцем, как в провинившуюся. ТЫ, МОЛЛИ, ТЫ. А потом я ощутила вкус желчи во рту, и в желудке всколыхнулась волна…
– И она стоит и… – Кэсси хватается за живот и изображает рвотные позывы. – Бежит по лестнице, вылетает в боковую дверь, а все типа: ни фига себе! И тишина. А потом двадцать минут все слушали, как кое-кто дико блюет.
– Да ладно тебе… «Двадцать минут».
Ага. Серьезно. Так Кэсси точно убедит Уилла наброситься на меня с поцелуями.
– Двадцать минут, не меньше. Поначалу мы все типа: блииин, она же всю синагогу заблюет. Все же слышно.
– Боже мой, – произносит Мина.
Кэсси поднимает палец и постукивает по ключице.
– У нас же были микрофоны.
– Господи, Молли. – Мина смотрит на меня. – Это просто… Мне так жаль, можно я тебя обниму?
Я киваю, и она слезает с дивана. И действительно меня обнимает.
– Вот отстой, – говорит она. –
