Вечерняя звезда - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф
— Я была с тобой и работала на тебя больше сорока лет. Я думала, что так и буду жить здесь, у тебя, и работать на тебя, и мы с тобой будем такими же, какими мы всегда были. По-моему, я боюсь выйти за Артура и уехать.
— Рози, Артур Коттон живет прямо напротив нас, — сказала Аврора, опечалившись тем, что у ее служанки глаза сделались такими грустными и голос задрожал.
— На другой стороне и потом еще нужно миновать два дома, — поправила ее Рози, хотя и понимала, что эта поправка звучит смешно. Из окна спальни ищущего ее руки Артура Коттона она видела давно знакомую улицу и окна спальни Авроры. Переезд — если она решится на него — мог и не показаться переездом, но мысль об этом пугала Рози сильнее, чем любой поступок, который ей только приходилось обдумывать в жизни.
— Тут все дело в том, что я больше ведь не буду работать на тебя, — сказала Рози. — Если бы я не была твоей служанкой, все могло бы быть иначе. Тебе ведь не сильно нравится Артур, ты и сама понимаешь это.
— Да дело не в том, нравится он мне или нет, — сказала Аврора. — Мне все эти годы как-то удавалось оставаться безразличной к Артуру Коттону. Вот что мне на самом деле не нравилось, так это имя его последней жены.
— Эврики? А что плохого в этом имени? — спросила Рози.
— Если говорить абстрактно, то ничего особенного, — сказала Аврора, — но чтобы на одной и той же улице жили Аврора и Эврика — это уж слишком!
— Как бы то ни было, если я выйду за него и перееду к нему, кто знает, что из этого получится. Это может настолько все изменить!
— С какой стати? — поинтересовалась Аврора, хотя и ей самой уже не раз приходила в голову эта мысль.
— Ну, меня не будет здесь на кухне, и я не буду ворчать на тебя. Жизненные дороги наши могут разойтись. Может быть, когда-нибудь мы даже не сможем оставаться подругами.
Аврора вздохнула и снова уселась за стол. Артур Коттон работал в страховой компании и был очень богат. Ему нравилась лужайка перед собственным домом, и когда он ее подстригал за эти минувшие тридцать лет, он не раз останавливался немного поболтать с Рози, если та проходила мимо по пути к автобусной остановке. Его жена Эврика пять месяцев назад упала замертво. Через три недели после похорон он назначил Рози свидание. На третьем свидании он предложил ей выйти за него. Он сказал Рози, что тайно тянулся к ней уже много лет. Рози не могла и не стала притворяться, что все эти тридцать лет питала тайную страсть к Авроре. Она как-то сказала Авроре, что Артур, этот толстячок, очень симпатичный.
Его предложение не оставило Рози равнодушной. Вилли так ни разу и не позвонил ей, и она чувствовала, что пора выбираться из этого своеобразного заточения. Но ее пугала мысль о том, что ей придется оставить Аврору — это после сорока лет работы у нее! Кем она станет, если не будет больше служанкой? Этот вопрос не шел у нее из головы, она не могла не спрашивать себя об этом снова и снова.
В глубине души Авроре хотелось бы, чтобы Эврика Коттон еще несколько лет потянула и не торопилась бы падать замертво. Если бы она еще какое-то время протянула, она избавила бы их от поисков решения этой болезненной задачи. Но Эврика с этим не справилась, и вот теперь они оказались в таком положении.
— Рози, послушай меня, — сказала наконец Аврора. — Мы с тобой сумели не погибнуть на этой кухне за последние сорок два года. Ты была со мной в ту ночь, когда умер мой муж. Ты была со мной в ту ночь, когда умерла моя дочь. Ты была со мной, когда мы узнали, что Томми убил свою подругу. Мне хотелось бы надеяться, что и я поддержу тебя, когда у тебя в семье, не дай Бог, что-нибудь случится. Ты не только моя подруга, ты — самая дорогая моя подруга, и измениться между нами ничего не может. Вот о чем тебе следовало бы спросить себя саму, это — будешь ли ты счастлива с Артуром Коттоном. Вот это серьезный вопрос.
Рози расплакалась. То, что Аврора назвала ее своей лучшей подругой, было так мило, и, разумеется, Аврора тоже была ее лучшей подругой. Но все же она чувствовала в себе какую-то неуверенность. Брак мог перевернуть все с ног на голову и сделать ее жизнь совершенно другой. Всякие мелочи, которые им с Авророй нравились, как, например, ходить выбирать разные сорта мыла в магазине и рассуждать о них, могли стать для нее недоступными. Даже сидеть за столом и разговаривать, возможно, они будут не так, как прежде, если она переедет жить в дом Коттона на противоположной стороне улицы.
— Я понимаю, что Артур — это очень важное в жизни, но мысль о том, чтобы покинуть тебя, заставляет меня нервничать, — призналась Рози. — Ты все еще переживаешь из-за Джерри, ты не питаешься как следует, и ты теперь не так тщательно следишь за собой, как прежде. Я бы чувствовала себя просто предательницей, покинув тебя в тот момент, когда тебе так нужно что-то.
— Рози, я не голодаю, — прервала ее Аврора. — Меня просто больше занимает работа над проектом увековечивания воспоминаний, нежели еда. Я так много лет наполняла себя всякой всячиной, и ты-то лучше других знаешь об этом. Так почему бы мне не плюнуть на еду на некоторое время?
Рози оставила этот вопрос и перешла к следующему.
— Вот еще что. Артур богат, а я всю жизнь проработала, — сказала она. — Он хочет, чтобы мы с ним полетели в Париж, и он купит мне дорогие шубы и изумруды, и единственное место, куда он будет водить меня есть, будет ресторан «У Максима», а мой желудок не привык ко всей этой богатой еде. Я говорю ему все время, этому бедняге, что он хочет сделать из меня что-то такое, кем я быть никак не могу, но он и слушать ничего не желает.
— Конечно, ничего не получится, если ты займешься этим в подобном состоянии духа, — сказала Аврора. — Что плохого, если у тебя будет несколько шуб и изумрудов?
— Может быть, я просто уже не в том возрасте, чтобы переезжать с одной стороны улицы на другую, — предположила Рози. — А вот если бы он позволил мне работать у тебя, я бы справилась с собой. Но он ведь не позволит, как ты думаешь?
— Нет, Артур слишком чтит обычаи, чтобы позволить своей жене быть прислугой, — сказала Аврора. — Скорее всего, у тебя у самой будет служанка.
— Ну, уж этого-то никогда не будет! Да я скорее умру, чем хоть раз прикажу кому-нибудь.
— В это мне трудно поверить, потому что мне ты приказывала миллионы раз, — съязвила Аврора. — Сорок лет ты выгоняешь меня из собственной постели просто ради того, чтобы сделать что-то в соответствии с какими-то таинственными графиками, которых, ты думаешь, тебе следует придерживаться.
— Ах, это, — вздохнула Рози. Она и в самом деле иногда покрикивала на Аврору — немного, конечно.
— Себе скажи — «Ах, это»! — ответила Аврора. — Ты щелкаешь хлыстом, как заправский дрессировщик, когда чувствуешь, что тебе этого хочется. Уверена, я бы несколько лет назад уже дочитала своего Пруста, если бы ты не выгоняла меня из постели именно тогда, когда я устраивалась поудобней, чтобы заняться книгой.
За три недели, минувшие со дня смерти Джерри, Аврора часто запиралась в своей маленькой конторе над гаражом и наконец-то дочитала Пруста. Временами она откладывала книгу и размышляла, а порой плакала, но не потому, что потеряла свой Париж или свою любовь, а потому, что потеряла столько времени даром. Она словно позволила своей жизни ускользнуть от нее и ничего в жизни не добилась. В эти часы раскаяния и сожаления она начинала думать, что у нее все же была мечта достичь чего-нибудь в жизни, подобно мсье Прусту. Возможно, у нее никогда не было намерений поточнее определить такую свою задачу, но ей все же казалось, что у нее было достаточно устремлений. Она сама была достаточно развитой личностью и сумела бы добиться больше, чем добилась. Мать всегда надеялась, что она займется литературой или если из этого ничего не выйдет, то пением, но ни того ни другого она не сделала. В конце концов она просто жила, принимая на себя долю общечеловеческого опыта, впитывая его, но ничего не предпринимая для того, чтобы как-то воспользоваться им. Разумеется, так жить было проще всего, и вместе с тем понимание, что она не превзошла тех, кто тоже жил самой простой жизнью, беспокоило ее и лишало покоя. Она полагала, что, возможно, ее главной бедой было то, что она впитывала общечеловеческий опыт чересчур быстро и так жадно, что ей никогда не хватало времени, чтобы даже поразмыслить об этом.
