Незваная гостья - Маделин Уикхем
Я с тягостным чувством мысленно обращаюсь к тому моменту, когда начался наш разрыв с папой. Потому что это была не моя вина, действительно не моя. На следующий день после исхода из «Зеленых дубов» я позвонила ему. Но не дозвонилась и оставила сообщение. Я предложила пообедать или что-то вроде того.
И принялась ждать. Прошел день. Два дня. Три. Я все планировала, что скажу ему, когда мы будем это обсуждать. Я даже набросала своеобразный сценарий. Я извинюсь за эмоциональную реакцию. За то, что наорала на Кристу. Но затем объясню, что «посвежевшей» кухни мы с сестрой и братом не разглядели, зато увидели, что наше детство было стерто. Я объясню, что рядом с Кристой я постоянно ощущаю дискомфорт. Что все это сложнее, чем ему может представляться…
Но мы так ничего и не обсудили. На четвертый день папа прислал имейл, и я с бешено колотящимся сердцем открыла его – такого обескураживающего послания мне получать не доводилось. Папа сообщал, что моя корреспонденция до сих пор приходит в «Зеленые дубы» и, наверное, ее следует переадресовать.
Корреспонденция? Корреспонденция?
Ни слова о том вечере. Ни слова о Кристе. Ни слова о том, что имеет значение.
Моя обида взмыла до небывалых высот. Некоторое время я подумывала не реагировать вообще. Но потом решила ответить кратко и достойно: Сожалею, что моя корреспонденция причиняет беспокойство, приношу свои извинения, я немедленно ее переадресую. И с тех пор мы общаемся в таком духе. Кратко. По сути. Официально. В следующем письме папа известил меня о кончине какого-то дальнего родственника, о котором я никогда не слышала. Я выразила свои соболезнования, как будто обращалась к королевской семье. Неделю спустя он уведомил меня о том, что отправляет старые школьные рефераты, обнаруженные при уборке, а я на это ответила, что беспокоиться не стоит. И это все наше общение за два месяца.
Ощущение такое, что вместе с одеждой и искусственным загаром изменился он сам. Все то, что интересовало его прежде, перестало иметь значение. А я до боли скучаю по своему старому папе. Скучаю по его советам, когда в квартире что-то случается. По шуточному обмену новостями в мессенджере. По тем временам, когда я отправляла ему из ресторана снимок винной карты и спрашивала: «Что нам заказать?» – а он в ответ шутил: «Второе в рейтинге дешевизны, конечно», а потом давал настоящую подсказку.
Газетные статьи и телешоу об отчужденных отношениях в семье всегда были для меня дикостью. Я задавалась вопросом, как такое вообще возможно. А теперь это происходит со мной. И когда я задумываюсь об этом, я ощущаю какой-то головокружительный ужас.
Я не могу заставить себя рассказать Бин о том, насколько все плохо. Это просто слишком ужасно. К тому же она такая чувствительная, что испытает стресс и, вероятно, решит, что это каким-то образом ее вина. На самом деле есть только один человек, который, как я считаю, мог бы помочь. Это Мими, которая, когда мы росли, терпеливо разрешала все наши слезливые споры, выясняла, кто прав, кто виноват, и разбиралась со жгучими обидами. Если кто-нибудь может выслушать, дать совет и аккуратно провести переговоры, так это она.
Но именно ее, разумеется, я не могу попросить об этом.
Мими я застаю в саду, где она подрезает свой единственный розовый куст. Она недавно вернулась из Франции и загорела. Вообще в последнее время она много разъезжает: совершает туры выходного дня и арт-путешествия и целый месяц провела в Южной Африке, где посещала винодельни.
– Дорогая! Я тебя не услышала!
При виде меня ее лицо озаряется, она подходит и обнимает меня. В моих планах – начать со светской беседы, после чего перейти к основной теме, но затем я понимаю, что так не получится.
– Так вот, будет вечеринка, – говорю я.
– Да, я слышала о вечеринке, – нейтральным тоном отвечает Мими, продолжая обрезать куст.
– Просто чтобы ты знала, я не пойду, – говорю я с легким вызовом.
Может быть, мы с Мими проведем субботний вечер вместе, вдруг думается мне. Может быть, я приглашу ее на ужин. Да. Мы устроим свою маленькую вечеринку.
– Не пойдешь?
Она, похоже, искренне удивлена, и я думаю о том, как бы так объяснить, не вдаваясь в детали.
– Не хочется. И вообще не бери в голову, – быстро добавляю я. – Как у тебя дела? – Я наконец-то добралась до светской беседы, с которой планировала начать. – Ты очень хорошо выглядишь. И сад выглядит мило!
– Спасибо, моя дорогая. Потихоньку до всего доберемся. Вот думаю посадить сливу.
– Рассыпчатый сливовник!
– Именно.
Мы с Мими всегда вместе готовили рассыпчатый сливовник. Это была наша фишка. Мы собирали сливы, уворачиваясь от ос, а потом резали их, споря о том, сколько мускатного ореха нужно натереть, а затем к нам забредал Гас, его глаза загорались, и он спрашивал:
– Это что, у нас пирожок намечается?
Мими обрезает еще несколько веток, а затем, словно угадывая ход моих мыслей, спрашивает:
– Ты в последнее время говорила с Гасом? Он кажется очень озабоченным.
– Мы сто лет не общались, – отвечаю я, испытывая облегчение оттого, что можно поговорить о ком-то другом. – В сообщениях он вечно ерунду пишет, а когда мы в последний раз разговаривали, он выглядел очень взволнованным.
Мими неопределенно хмыкает, а затем легко добавляет, как бы меняя тему:
– А Ромилли будет на вечеринке?
Ха. Это ее секретный код. Мими не будет говорить гадости о Ромилли, потому что это не ее стиль. Но ясно, что она думает так же, как и мы с Бин: Гас в стрессе из-за своей кошмарной подружки.
Мы все понимаем, почему Гас запал на Ромилли. Она очень привлекательная и деятельная, и девочки у нее просто прелесть – Молли и Грейси. На первый взгляд кажется, что у нее полный комплект. Только при ближайшем рассмотрении выясняется, что в комплекте… фрик, одержимый манией контроля и успеваемостью дочерей и беззастенчиво использующий Гаса в качестве извозчика / шеф-повара / репетитора по математике. (Это мое собственное мнение.)
По-моему, Гас уже сообразил, что к чему. Он понимает, что Ромилли ему не подходит, понимает, что несчастлив, просто еще не дошел до того, чтобы что-нибудь предпринять. У меня такое ощущение, что «бросить Ромилли», вероятно, значится в списке дел на его письменном столе, но он поставил на него чашку кофе.
– Я об этом не слышала, – говорю я. – Но я уверена, что она там будет.
– Хм-м. А что Бин? – мягко добавляет Мими. – У нее есть… кто-нибудь?
Мое сердце сразу скукоживается. Потому что если личную жизнь Гаса можно назвать
