Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс
Все молчали. Эта история казалась Ларе такой безобразной и ужасающей, что ей было трудно дышать.
– Мне так жаль, Эсме, – сказала она надтреснутым голосом. – То, что он с тобой сделал, – неописуемо плохо. Мне чудовищно, чудовищно жаль.
– Спасибо, Лара. Я это ценю, – кивнула Марла. – Вскоре после этого случая он решил, вопреки всем советам, разделить нас надвое. Это было ужасно, Сесиль, практически невозможно такое выдержать. Невыносимая боль. – Марла закрыла глаза, она дрожала всем телом. – Даже с помощью магии мы едва выжили. Тебе было хуже. Ты так громко и надрывно кричала, что мадам Плутар принялась умолять отца избавить тебя от боли. Так он и сделал. Проблема была в том, что чары требовали, чтобы кто-то поддерживал обет, так что одна из нас должна была сохранить память, чтобы подпитывать заклинание. С тех пор мне пришлось сохранять нашу иллюзию внутри Тайного Цирка. Но даже я сделала ужасную ошибку, забыв, что всё это лишь чары. – Её голос затих. – Помнишь, когда он отправил меня в Белый Лес, Сесиль? О, конечно, ты помнишь, ты настучала на меня, как испорченный, избалованный ребёнок. Знаешь, что с тобой делают в Белом Лесу? Там нет иллюзий. Брошенная там и отделённая от тебя, я три дня ползала по земле. Мне, беззащитной, приходилось обороняться от всевозможных существ. Я ела веточки и сосала листья. Я помню, как гадала, что я сделала, чтобы наш Отец так сильно возненавидел меня.
Наконец я добралась до врат Дворца Ночи, думая, что там я буду в безопасности. Я тогда не знала, что другие демоны презирают камбионов, таких, как мы, поэтому меня пытали. Я пережила невыразимые мучения, пока Люцифер не узнал и не положил этому конец. Что бы о нём ни говорили, я всегда буду ему благодарна. Он отправил меня назад в цирк и сделал жёсткое внушение отцу. Пока я не услышала сплетни во дворце, я не знала, что другие демоны так ненавидят нашего отца.
– Я так и не простила себя за то, что с тобой случилось. – Лара почувствовала, как от рыданий Сесиль её собственное сердце забилось быстрее.
– Что ж, мы квиты. Я тоже тебя не простила, – бесцветно и гулко сказала Марла.
История возымела эффект на всех, но не сделала Сесиль более чуткой по отношению к сестре.
Лара чувствовала, как внутри неё – внутри Сесиль – поднимается гнев, смешанный со стыдом.
– Я не виновата в этом, Эсме! – зло выпалила Сесиль. – Я не знала. Не моя вина, что Отец несправедливо обрёк тебя на это. Ты не можешь обвинять меня в том, о чём я не знала. И ты ошибаешься насчёт Эмиля. Отец заколдовал картину, из-за этого ты полюбила его. Я отказалась от него ради тебя.
– Это не так. – Марла покачала головой. – Он выбрал бы меня, не будь ты беременна Марго.
Марла ходила позади Бена, и Лара интуитивно понимала, для чего ей это лавирование. Она собиралась ударить его по голове лопатой. Бен тоже это знал, он извивался и крутился, но внутри ямы оставался лёгкой добычей.
– Мы не хотели, чтобы нас разделяли. Мы умоляли его не делать этого. Мадам Плутар попала в Белый Лес за то, что заслонила нас своим телом, пытаясь остановить его. Каждые две недели, что цирк работал, я должна была убивать человека, чтобы сохранять иллюзию, как хотел Отец. Мне приходилось делать всё, чтобы подойти к ним вплотную. Когда я впервые совершила убийство, нам было десять лет, и я притворялась, что ранена. Мне было так плохо, потому что подходили ко мне всегда самые добрые. Потом, когда я повзрослела, это были уже не добрые. Но нашему отцу было наплевать на меня. На нас. Однажды я спросила, можем ли мы послать тебя вместо меня. Всего один раз. Знаешь, что он сказал? «Сесиль этого не вынесет». И всё это потому, что ты была так похожа на маму. – Марла рассмеялась.
Сесиль что-то пришло в голову.
– Это ты прислала мне то зеркало, да? Я думала, это был фокус – какое-то несчастное создание, запертое внутри.
– Этим несчастным созданием в зеркале правды была ты, дорогая моя. Вот почему нас нельзя нарисовать. Мы ненастоящие. Ты смеялась надо мной с моими кошками, а с нами было то же самое. Этого не видела только ты. Художники и фотографы, которые думали, что нарисуют нас в наших иллюзорных формах, отражали нас такими, какими мы были на самом деле. Отец не мог позволить им увидеть нас, поэтому до утра уничтожал картины и засвечивал плёнку. Ты утверждала, что тебе нужны ответы, но в конце концов даже не смогла смотреть на себя. Ты завесила зеркало. – Марла искала в лице Лары проблеск Сесиль.
– А теперь ты счастлива? – У Лары выступили слёзы. Все эти эмоции принадлежали Сесиль. – Ты убила Эмиля Жиру, Десмонда Беннетта, Питера Бомонта и Тодда Саттона – ты десятилетиями мучила мою семью. Конечно, я винила себя за то, что меня так оберегали. Но я не виновата. Ты злишься на Отца, а не на меня. Тебе сто лет, и всё же ты продолжаешь, как оживший восковой муляж, пытаться отомстить. Или ненависть так изуродовала тебя, что ты не видишь, что должна злиться на Отца? Скажи мне, когда тебе будет достаточно? Тебе правда от этого легче? Или ты просто так сильно себя ненавидишь, что ненавидишь и меня заодно? Может быть, нас разделили, но мы всё ещё одно существо. Это себя ты ненавидишь на самом деле?
Марла приложила руку к лицу.
– Я сломлена, Сесиль. Ничто никогда мне не поможет. И я была ребёнком. Что я могла сделать со своим гневом на Отца? Мы были детьми. Но у меня была прекрасная жизнь – Рим, Лондон, Лос-Анджелес, Буэнос-Айрес, Сидней. Я сделала
