Играя с огнем - Л. Дж. Шэн
Безымянная девка охнула:
– В чем смысл? Все говорят, что у тебя денег как грязи.
Я не ответил. То, что она трахается с одним из моих лучших друзей, не делает ее дипломированным бухгалтером.
– Поступай, как считаешь нужным, чувак. Дай знать, если понадобится помощь. – Ист закинул на плечо спортивную сумку, закрывая тему.
– Может, он запал на Греночку, – задумался Рейн. – И ищет варианты, как подкатить. Не, она, конечно, горячая цыпочка, если надеть ей пакет на голову.
– Девушка с ожогами? – Безымянная девчонка приложила к груди ладошку. – Такая трагедия. Одна моя подруга из сестринства знакома с ней со школы. Слышала, она выступала в группе поддержки и играла в театре. А еще реально была красоткой.
Я не сомневался, что однажды выбью Рейну все зубы. Этот гнусный недоносок постоянно ко всем цеплялся. Лишь бы только повеселить своих тупых подружек. Юмор у него такой же убогий, как и выбор спутниц.
Рейн хихикнул.
– Серьезно, чувак, заткнись. – Истон схватил его за шиворот и развернул так, что тот чуть не врезался в стену.
Мы подошли к двойным дверям и разошлись. У Рейна и Иста начиналась тренировка, а случайная телка ушла – видимо, по своим случайным делам. Я уже собирался на улицу, как вдруг из приоткрытой двери возле выхода услышал крик.
– Пожар! Пожар!
Он доносился из временного театрального зала, где сейчас шли репетиции у факультета театрального искусства, пока им строили новый театр на территории кампуса.
Я ворвался внутрь.
Они репетировали. Уф.
Дверь была приоткрыта и буквально манила меня посмотреть. Да и дел поинтереснее у меня не осталось. Могу поторчать тут полчаса до встречи с Карли в кафе-фургоне.
Я прислонился плечом к дверному косяку, скрестив на груди руки. На сцене в ночнушке, из-под которой торчал беременный живот, металась Тесс. Ее волосы были заколоты наверху, она бросилась к другому концу сцены, издавая вопли, которыми можно оглушить и кита.
За ней гонялся одетый в майку придурок из театра, с его поджатого рта свисала сигарета. Он пытался говорить с южным акцентом, но выходило так, словно у него на языке волдыри размером с мои яйца. Я ничего не понимал в театральном искусстве, но мог распознать дерьмовую игру, когда меня в нее тыкали носом. Не в обиду Тесс будет сказано: она недурна в постели, но я скорее куплюсь на сговор, что Гитлер еще жив и живет с Тупаком (к черту логику и математику), чем поверю в их игру.
Я окинул взглядом актовый зал. Здесь сидела и блондинка из фургона. Грир, Гейл или как там ее. Греночка. Я узнал ее по затылку. Она сидела на задних рядах. Девушка закинула ноги в белых кроссовках на спинку впереди стоящего кресла. Длинные ноги были обтянуты выцветшими узкими джинсами. Она снова оделась в ту же розовую толстовку и серую кепку, в которых я видел ее у фургона. Длинные золотистые волосы рассыпались по спине и плечам, придавая ей сходство с готическим ангелом.
Рейн был таким же догадливым, как банка тушенки, но он оказался недалек от истины. Грир-Гейл реально сексуальна. Хотя я уж точно не собирался ее лапать. Но мое нежелание никак не связано с ее лицом. Шрамы меня не напрягали: мое сердце на сто процентов соткано из таких же. Но девчонка обладала высокомерием размером с Миссисипи, а у меня существовали строгие принципы – не трахать стерв.
Я оставил ей балетные туфли в качестве эдакого «пошла ты». Если честно, понятия не имею, что пытался выразить этим поступком. Я чувствовал себя идиотом, пока покупал их, и еще большим придурком, когда оставил на ступеньках фургона. Да черт с ними. Тупо было их там ставить, но кому какое дело? Я же не собирался ее клеить.
Круз Финли, режиссер постановки – еще один студент, считающий, что ношение берета и шарфа в техасскую жару придает ему особо артистичный вид, а не делает его полным дебилом, – попросил актеров начать сцену сначала. Я вошел в аудиторию, чтобы без помех посмотреть на Грир-Гейл – или как ее там. Столько разговоров вертелось вокруг ее шрама, а я его почти и не увидел. Она так его стеснялась, что я уже поверил, что это то еще зрелище.
Я смог увидеть только правую сторону ее лица. Так называемую «нормальную» половину. Ее глаза следили за происходящим на сцене. Она шептала слова вместе с актерами – и реплики Тесс, и того чувака. Жесть какая – они читали по бумаге, а она знала слова наизусть.
И без того понятно, что Грир-Гейл тащилась по актерству, но сомневаюсь, что она изберет его своей профессией. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она совсем увязла в своей повести под названием «Я – жертва».
– Я не хочу реализма. Я хочу магию! – повторила Грир-Гейл за третьей актрисой на сцене, и у меня возникло чувство, будто эта фраза больше относится к ней, чем к самой пьесе. Девчонку по-настоящему мучила ее собственная реальность.
Меня так очаровало то, как Грир-Гейл повторила по памяти всю чертову пьесу, что я заметил окончание репетиции только через секунду. За все это время никто даже внимания не обратил на девчонку и не понял, что она здесь, в этом зале.
– Первый прогон закончен, и это просто катастрофа. Завтра. На этом же месте. В то же время. Боже. – Финли вскинул руки и уставился в потолок, словно у Господа нашего всемогущего дел больше не было, как смотреть эту хрень. – Ниспошли мне настоящих актеров.
«Или ниспошли ему по морде», – подумал я.
Ты тоже можешь дать ему по морде, и никто тебя за это не упрекнет, даже его родители.
– Уэст! – воскликнула Тесс и, спрыгнув со сцены, бросилась к дверям. Она на ходу кинула фальшивый живот на кресло. Я стоял в расслабленной, ленивой и невозмутимой позе. Все обратили внимание на меня. Тесс выкрикнула мое имя так, словно я только что вернулся из Ирака. Грир-Гейл повернула голову. Наши глаза встретились, когда Тесс обняла меня, осыпая поцелуями шею и щеки.
Я говорил Тесс, что между нами возможен только одноразовый секс, и в прошлые выходные мы отгуляли в первый и последний раз. Она сказала, что все поняла, но женщины часто лукавят. Я отлепил ее от себя и мысленно сделал пометку напомнить Тесс, что ей ничего не светит.
Грир-Гейл с
