О чём молчит Ласточка - Катерина Сильванова
— Каким ты стал? — негромко спросил Юра.
И правда — каким? Умным? Вряд ли. Талантливым? Возможно, но не чета Юре, это точно. Красивым? Вспоминая вчерашний день, скорее уродливым, но не в физическом смысле, а в моральном. Хотя и внешне Володя сегодня был так себе. Как ни старался привести себя в порядок, мешки под глазами убрать не смог. Разозлился — почему именно сейчас он выглядел настолько плохо?! Но у него не было времени еще торчать перед зеркалом, а о том, чтобы приложить лед к лицу, нечего и думать — долго. Придется предстать перед Юрой таким, какой есть.
— Ну… — неуверенно начал Володя. — Явно не о деньгах и болячках спрашиваешь. Каким стал? Повзрослел…
— Ты далеко отсюда? — прозвучало негромко, будто бы даже печально.
Володя остановился: «Юра хочет встретиться. Но действительно ли хочет? Будет ли рад тому, что увидит?»
— Ближе, чем можно подумать, — вздохнул он. — Ты хочешь увидеться?
— Хочу, — был ответ.
Володя качнул головой — будь что будет, плевать на всё! Права Маша: лучше сделать что-то, о чем будешь жалеть, чем не сделать вообще ничего.
Произнес вслух то, что мучило последние несколько минут:
— А разочароваться не боишься?
— Конечно, боюсь. А ты?
— Ты стал пианистом?.. — начал было Володя и осекся. Хотелось сказать больше. Он едва удержался от того, чтобы продолжить и задать все вопросы: «Ты так хотел им стать, но вчера не играл на рояле, а был дирижером. Почему? Разочаровался в себе? Может быть, какая-то травма не позволила стать пианистом?»
— Не поверишь, Володь, стал! — В голосе Юры слышалась улыбка. — Стал!
— Значит, я не боюсь, — негромко ответил Володя и замер на выходе из гостиной. От одной только мысли, что вот-вот увидит Юру не издалека, а рядом с собой, перехватило дыхание. Володя глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Ладно, тогда подожди…
По небу снова прокатился гром, и связь прервалась. Володя чертыхался, пытаясь еще раз набрать номер — звучали прерывистые гудки. Попробовал снова — абонент оказался недоступен.
— Только не уходи оттуда, — прошептал он с мольбой.
Не отводя взгляда от телефона, вступил в прихожую, где тут же раздался непривычно высокий лай.
— Герда, — простонал он.
Собака сидела у входной двери, жалобно поскуливала, виновато смотрела на него — в центре коридора поблескивала лужа.
— Прости меня, девочка, — затараторил он, мучимый чувством вины. — Сколько часов ты терпела…
Володя отворил дверь, выпустив собаку наружу, а сам помчался в ванную за тряпкой и бросил ее на позорное пятно.
Продолжая безуспешно набирать Юрин номер, бегом пересек укрытый туманом двор. Закрыл за собой ворота и направился сквозь густые заросли осоки к их иве.
Каждый шаг давался с таким трудом, что Володе казалось, будто высокие стебли тянулись не к небу, а к его ногам, опутывали щиколотки, пытались его остановить. Но Володя не смотрел вниз, он и так знал, что вовсе не трава тормозит его, а страх. Страх столкнуться наяву с призраком утраченного счастья. Страх разочароваться в выдуманном образе самого светлого, что было в его тусклой жизни. Страх неминуемой утраты.
Но он превозмогал его. Упрямо шагал, путаясь в траве, ежась от холодного дождя, пока наконец не увидел белое пятно, скрытое гиганстким пологом ивовых веток.
— Юра, — позвал он, но его голос заглушили шум ветра и шелест листвы.
Так странно было видеть его, обращаться к нему по имени. И еще удивительнее — наблюдать, как он, казалось, услышав Володю, выходит к нему, раздвигая ивовые ветви, шагает навстречу, разгоняет туманную морось.
Он стал высоким, он повзрослел, стал строже, но еще красивее. Володя улыбнулся, а Юра нахмурился — на бледном лбу появились морщинки. Что-то прошептал, Володя не разобрал слов, но не стал переспрашивать, только шагнул ближе. А Юра замер, растерянно сжимая в руках бумаги из капсулы времени, удивленно моргая, изучал Володю взглядом. Поджал губы. И то, как он смотрел, говорило о главном: Юра пришел сюда не просто к почтовому ящику — он пришел именно к нему. Он тоже ничего не забыл. А если и забыл, то вспомнил.
Володя сделал еще один шаг к Юре — и тут же ощутил его ладони на своих плечах и тепло объятий. Он обнял в ответ, отказываясь верить в реальность происходящего. Аккуратно коснулся Юриной спины, боясь, что если сожмет сильнее, то Юра растает. Но он не растаял. Он не был призраком, он был из плоти и крови.
Юра судорожно вздохнул, и от его вздоха земля ушла из-под ног. Володя еще крепче обнял его, вжался лицом в плечо и прошептал одними губами: «Настоящий. Здесь».
Казалось, их объятие длится неприлично долго. Разрывать его не хотелось, но еще больше Володя боялся, что Юра оттолкнет его. Поэтому он взял его за плечи, отодвинул от себя и окинул взглядом: темные непослушные волосы, влажные от дождя, золотая сережка-гвоздик в правом ухе, плащ — вот Юра дурачок, поехал копаться в земле в светлом, — перепачкан, на ногах — резиновые сапоги, а в руках — ноты.
— Ты сыграешь мне «Колыбельную»? — негромко спросил Володя.
Юра радостно улыбнулся.
* * *— Ты промок насквозь, тебе бы согреться. Пойдём ко мне?
На мгновение сердце кольнуло иррациональным страхом — вдруг откажется? Конечно, так быть не могло, они же не просто так встретились спустя двадцать лет, чтобы Юра сейчас ушел.
Володе было так стыдно за то, что чуть не упустил всё это. Они едва не разминулись. Ведь стоило уехать в город или не ответить на звонок Леры… Конечно, прежде всего — не стоило уходить вчера с концерта. За это Володя корил себя больше всего.
Юра улыбнулся и кивнул.
— Конечно, пойдём.
А еще было стыдно за избитую спину. Наверное, большую часть ночи Володя еще и спал на ней — теперь воспалившиеся следы так ныли, что каждое движение вкупе с трением о ткань отдавалось новой противной вспышкой боли. И каждая эта вспышка была ему напоминанием, что именно идущего рядом человека Володя так отчаянно пытался выкинуть из мыслей.
