Бывшие. Запрети мне тебя любить
— Хрень? — деланно удивлённо вскидывает бровь Рупасов-младший.
На его губах снова играет многообещающая улыбка, когда он проводит кончиками пальцев по краю пут рядом со сгибом кисти, но не касаясь самой руки.
— А в прошлый раз, когда они были на тебе, ты считала совсем иначе… — дополняет он, продолжая улыбаться. — Не так ли? Тебе же понравилось. Не отрицай!
Требуется не одна секунда, чтобы понять о чём именно он говорит. А когда до меня, наконец, доходит…
Понятия не имею, уместно ли, либо возможно вообще в таких условиях смущаться, но то, что мои щёки горят — факт неоспоримый.
— Даже если и так, то что? — проговариваю сухо, вопреки настоящим эмоциям. — К тебе то это какое отношение имеет? — выдерживаю паузу и сама же отвечаю на свой вопрос: — Только не говори, что у вас тут семейный подряд! Ты же не маленький и должен понимать, что, если я и поведусь на эти ваши извращенческие игрушки, так первоисточник моих желаний явно не в них самих! — подозрительно прищуриваюсь. — Артём вообще в курсе, где я и что вы сделали?
Если я и ждала отрицательной реакции на свою тираду, то вот отвращение, которое его перекосило…
Странно наблюдать.
Неожиданно.
— Чтобы больше у тебя не возникало лишних вопросов, пожалуй, я тебе разъясню некоторые моменты, — снисходительно и в то же время абсолютно равнодушно проговаривает Арсений, быстро справившись с собственными эмоциями, пока лично я до сих пор пытаюсь избавиться от приступа вины за то, что не так давно в своей близости с Артёмом подзабыла о нормах приличия и морали. — Во-первых, ни мой старший брат, ни твой муж, ни твой деверь, да и вообще кто бы то ни было… Никто не знает, что ты здесь, Жень. Помимо Ани. Но она будет молчать. Это неоспоримо. По какой причине — не твоего ума дело. Главное, что девочка показала себя неоднократно, так что… Никто тебе не поможет. Ты останешься здесь, со мной. И для твоего же блага будет лучше, если впредь ты не будешь упоминать о каких бы то ни было желаниях, если только они не будут связаны со мной. Во-вторых, тебе нужно подкрепиться, а то совсем ослабеешь и заболеешь. Сейчас я тебя покормлю, а ты будешь послушной и не станешь портить мне настроение необдуманными сюрпризами. В награду я могу ответить на некоторые из твоих вопросов, если посчитаю их уместными… Всё поняла?
Первой мыслью в сознании вспыхивает идея послать его куда-подальше, но потом память цепляется за то, что «девочка показала себя неоднократно», а по спине проходится ледяная дрожь, ведь лично я могла бы интерпретировать подобное только в одном ключе. Том, что не сулит ничего хорошего в ближайшем будущем. Потому и отметаю рефлекторный порыв отшить Рупасова-младшего, на время приняв навязанные правила.
— Да, — отвечаю бесцветным тоном. — Поняла. Не тупая.
Как подтверждение тому, что сделанный выбор оказывается правильным — мой желудок снова болезненно сжимается. Оказывается, я и правда очень голодна.
— Умница, — похвально реагирует Арсений.
Только теперь замечаю стоящий на полу пластиковый поднос, на котором покоится миска с куриным бульоном и стакан с водой. Это и поднимает мужчина, очевидно и правда собравшись самостоятельно покормить меня, будто беспомощную куклу.
А как иначе расценить поднесённую им к моим губам ложку?
Да он издевается!
Но очередной порыв послать социопата «куда-подальше» я снова оставляю при себе.
— Сколько времени я здесь? — задаю первый интересующий меня вопрос, как только проглатываю порцию едва тёплого бульона.
— Сначала ты поешь, потом поговорим, — неожиданно грубо отзывается Арсений.
Сказать, что я снова удивлена…
А что собственно ожидать от того, кто тебя неизвестно где и неизвестно по какой причине приковал наручниками в тёмном подвале?
— Хорошо, — выдавливаю из себя с огромным усилием.
Следующие десять минут протекают в обоюдном молчании. Ровно до того момента, пока содержимое тарелки не пустеет, а мой желудок постепенно успокаивается.
— Теперь можешь спрашивать, — благосклонно проговаривает Арсений, отставляя уже ненужную тарелку обратно на пол.
«Сколько времени прошло с тех пор, как я здесь?» — собирается повторно поинтересоваться моя рациональная сторона, потому что так станет возможным определить насколько же всё действительно плохо, раз Костя до сих пор не здесь. То, что явно не четыре дня, о которых упоминала Аня — однозначно.
«До какой поры мне быть здесь? И что сделать, чтобы выбраться?» — желает узнать внутренний голос, так как что-то сильно подсказывает, будь на то воля Арсения и той девицы, то время растянется аккурат до поры моего последнего вздоха.
«Что с моим мужем?» — так и вопит моя душа, перебивая остальное, ведь если Роман Агеев в здравии, то, по крайней мере, в любом случае, с моим сыном всё будет хорошо, а это гораздо значимее всего остального.
Но вслух я спрашиваю почему-то совсем иное:
— Ты это сделал, да? — проговариваю, не слыша собственного голоса. — С ними. Со всеми. С теми девушками.
Удары в моей грудной клетке отмеряют следующие мгновения нереально долго. До такой степени, что пульс успевает зашкалить до немыслимых пределов. И в первую очередь потому, что я и сама прекрасно знаю ответ. Он буквально прописан во взгляде сидящего передо мной. И не только в глазах. В каждом жесте, ярко демонстрирующем, что теперь я больше не отдельная личность — вещь, которая принадлежит «Хозяину».
