Замуж с осложнениями
Солнечное утро включает меня обратно, по ощущениям — часов в десять, ровно в том же положении. Бедный Азамат, я ему, наверное, всё плечо отлежала, а он, конечно, меня не спихнул бы ни за что, терпел небось. Ну да ладно, хоть сейчас спит, не подорвался никуда в шесть утра. Надо надеяться, я его вчера тоже укатала, как ту сивку.
Откатываюсь к стенке, потягиваюсь. Вставать неохота, да и незачем вроде — Азамат спит, завтрака нет и не будет, дел срочных тоже не предвидится… Наверное, я снова задрёмываю, а когда просыпаюсь второй раз, Азамат уже полностью одетый сидит за буком и ожесточённо печатает.
— Доброе утро, — говорю, сладко зевая.
— Угу, доброе, — бубнит он в ответ. Я настораживаюсь.
— Что случилось?
— Ничего, — говорит, не отворачиваясь от экрана.
— А что ты делаешь?
Он наконец-то смотрит на меня, но каким-то совершенно чужим, холодным взглядом. У меня по хребту пробегает холодок.
— Какая тебе разница? — спрашивает он глухо и вряд ли ждёт ответа.
Я сажусь, натягивая одеяло под подбородок: мне резко неуютно тут в неглиже.
— Азамат, — говорю мягко, — ты чего такой злой?
Кажется, мой вопрос только больше его сердит. Он бросает в мою сторону прожигающий взгляд и отворачивается. Господи, да что ж такое? Я вроде ничего не сделала плохого. Никому вчера не нахамила, разве только Алтонгирелу немного, но по сравнению с тем, как я с ним обычно говорю, ничего особенного. С муданжцами себя вела по струночке. Может, он что-то такое обо мне узнал в Сети?. . Что я не была замужем? Или, может, у него из-за меня какие-то проблемы с властями? Но блин, я даже ничего убедительного придумать не могу, в чём я могла так провиниться!
— Слушай, — говорю я робко, — ну не сердись, я…
Замолкаю, потому что он резко встаёт и в два шага оказывается прямо надо мной, резким движением поднимает руку — я шарахаюсь к стенке, заслоняясь локтем, и тут он замирает. Я тяжело дышу, как после гонки.
— Ты чего? — говорит он в недоумении.
— Это ты чего? — я вся дрожу, и голос тоже.
Он смотрит на меня как на сумасшедшую, протягивает руку и берёт с полки над кроватью какой-то диск. Я идиотка…
Прислоняюсь к холодной стене голой спиной, вздыхаю с облегчением. Здорова же я с утра напугаться по самым бестолковым поводам. До Азамата, впрочем, тоже начинает доходить.
— Лиза, — говорит он так, как будто не верит, что это он говорит. — Ты что… меня испугалась?
— Ну есть немного… — говорю смущённо. — Ты с чего-то злой, как чёрт, а я с утра плохо соображаю…
Он внезапно хрясает диском об стол так, что коробочка разбивается на щепки.
— Ты что вообще обо мне думаешь?! По-твоему, если я урод, то со мной и обращаться можно как угодно, и ждать от меня можно чего угодно?! Представляешь, у меня ещё сохранились кое-какие остатки достоинства, трудно поверить, да?!
Я снова вжимаюсь в стенку, сметённая силой звука. Какое счастье, что каюты хорошо изолированы, ещё не хватало, чтобы весь корабль слышал, как мы ругаемся. Но вот за что он злится? Никак не пойму. Когда я ему на достоинство наступить успела, а? Ночью отлежала, что ли?
— Что я тебе сделала? — спрашиваю. — Я не понимаю, и поэтому мне страшно.
Он поджимает губы и снова отворачивается. Прекрасно. Имеется в виду, что если моя ошибка мне не очевидна, значит, я законченная сволочь. Прекрасная тактика, если хочешь выгнать человека из своей жизни, но, к сожалению, мирного исхода не имеет в принципе.
— Азамат, пожалуйста, — говорю со всей убедительностью. — Пожалуйста, не злись. Я уже поняла, что сделала что-то ужасное, но у нас с тобой разные представления об ужасном. Я тебе клянусь, что не хотела тебя обидеть!
— А-а, — говорит он медленно и продолжает после долгой паузы, — так ты не нарочно?
Никакого облегчения я в его голосе не слышу, и вообще, мне кажется, что он сейчас заплачет. М-да, кажется, сбылось моё вчерашнее предчувствие, что я где-то обязательно налажаю. Теперь вот надо убирать за собой.
Быстро напяливаю халат и выбираюсь из всклокоченной постели. Азамат стоит ко мне спиной, глядя в окно. Я осторожно беру его за руку, он довольно равнодушно косится на меня, потом снова возвращается к созерцанию космопортового пейзажа.
— Ты мне не веришь? — спрашиваю, хотя чего уж тут спрашивать.
— Верю, почему, — пожимает плечами он.
А какого тогда рожна?. . Страдает, что наорал, что ли?
— Так чего ты расстраиваешься?
— Мне жаль, что тебе со мной плохо.
Так. Ну всё, хватит. Заберите меня из этой дурной мелодрамы. Сейчас я проснусь, и всё станет, как вчера!
Дёргаю Азамата за другую руку, и он послушно разворачивается ко мне.
— Слушай, — говорю, — друг дорогой, а ну-ка давай выкладывай в подробностях, чем я тебя обидела.
— Да я уже понял, что ты не нарочно…
