Исцели меня
Глава 4
В очередной раз всего за несколько часов Бестужев становится напротив меня и присаживается на корточки. Улыбается. Этот наглый мужик тупо улыбается. Когда внутри меня все клокочет от ярости, он улыбается. Сейчас я уже не отвожу взгляда, всматриваюсь в его глаза и понимаю, что он знает, что я что-то слышала. Точно знает. И эта наглая улыбочка на его лице только подтверждает этот факт. Мы долго смотрим друг на друга, сверля глазами. Сейчас – это словно игра, кто первым отведет взгляд, тот и проиграл. Не знаю, на что мы играем, но мне очень не хочется чувствовать себя проигравшей перед глазами этого мужчины. Он и так был свидетелем моих… падений, если так можно сказать. Наверное, я бы и дальше смотрела на Бестужева и ни за что бы ни отвела взгляда, если бы не один нюанс: он положил свои ладони на ручки моего кресла. А это равносильно быть прикованной наручниками.
- Ты оценила степень моего уважения к тебе, Соня?
- Степень уважения – это договориться с моим папой и взять калеку в жены? - ну вот кто просил меня это говорить? Дура! Молчание – золото. - Нет, не оценила, - как можно спокойнее произношу я, не узнавая собственный голос. - Это не случилось два года назад. Не будет и сейчас. Точнее, только через мой труп. Или ты некрофил?
- Смотри-ка, возможности твои стали ограничены, а подслушиваешь как раньше и говоришь так же. Привычки сложно искоренить. И нет, Сонечка, жена – это не степень моего уважения, это, так сказать, закономерный исход моего желания. Пусть позже, чем хотелось. Мне казалось, ты должна оценить, что уже не в первый раз за столь короткий промежуток времени, я нахожусь ниже тебя. А ты, находясь в не самом завидном положении, возвышаешься надо мной. Я дал тебе чувство того, что ты выше меня, помогаю вернуть тебе былую уверенность в себе, чтобы ты не чувствовала себя некомфортно.
- Батюшки, какое благородство, - демонстративно прикладываю руку к груди. - Наверное, я бы поверила в твое уважение, если бы твои руки, лежащие на моем кресле, не ограничивали и без того мою ограниченную свободу. Поэтому иллюзия того, что я выше – не прокатила. Убери руки с моего кресла, - громко проговариваю по слогам.
- Все-то тебе не так, принцесса на тонне гороха.
- Да пошел ты.
- Куда?
- На слово из четырех букв.
- Ну хорошо, что не из трех.
- Можешь и туда заодно пойти. Если через пять секунд ты не встанешь и не отойдешь в сторону, я нажму на этот рычажок и... наеду на тебя. И знаешь, у меня очень мощное кресло, вполне возможно, что оно тебя переедет. Ты просто не знаешь его потенциал. Таких штук очень мало во всем мире. И, если честно, мне бы не хотелось его портить. Оно слишком дорогое, чтобы просто так его профукать. Отсчет пошел.
Когда я мысленно и очень медленно досчитала до пяти, ровно на последней секунде Глеб приподнялся и отошел в сторону. Медленно, но уверенно направляюсь в сторону своей спальни, как слышу позади себя чуть приглушенное, но все же отчетливое:
- Таких кресел больше нет. Оно сделано специально для тебя, - машинально поворачиваюсь на голос, устремляя взгляд на Глеба. Мне было тошно пару минут назад? Вот сейчас стало еще хуже. - Так что, да, лучше его действительно не ломать, делать будут, как и в прошлый раз, долго. Ювелирная, так сказать, работа. Ну да ладно, ты сейчас не нацелена на разговор, поэтому поговорим спокойно завтра. Спокойной ночи, Соня. И не бойся, в спальню я твою не приду. Сегодня не приду, - после непродолжительной паузы добавляет Бестужев.
***
- Сонь, ну скажи мне, что все-таки случилось? - взбивая уже не в первый раз очередную подушку, вновь допытывается Варя.
- Ничего. Оставь уже в покое эти подушки. Мне и так хватает того, что есть, - полностью опускаюсь на кровать и принимаюсь рассматривать идеально ровный потолок. - А вообще все хорошо, Варь. Ты иди уже к себе, поздно. Если мне что-нибудь приспичит, разбужу тебя звонком. Иди. Спокойной ночи. Ты только не обижайся на меня, хорошо? - тихо произношу я, как только Варя хватается за ручку двери.
- Я не обижаюсь, Сонь. Спокойной ночи.
Тянусь за пультом, как только Варя выходит из комнаты, и нажимаю на кнопку, делая свет чуть приглушенным. Спать не хочется совсем. Голова, к счастью, не болит, хоть и разрывается от мыслей.
Перевожу взгляд на рядом стоящее кресло и, как ни странно, на место злости пришла раздирающая до самых внутренностей горечь. Не папа мне его достал. Не папа! Почему не он? Почему какой-то посторонний мужчина заказывает мне ювелирную, как он высказался, работу?! Ну почему? А то, что Бестужев не просто осведомлен об этом, а сделал именно он – ясно и без уточняющих слов. Обидно. Так обидно, словно мне снова пять лет. Сколько раз просила себя понапрасну не лить слезы, но они, черт возьми, сами текут. Так текут, что не успеваю размазывать их по щекам. Сегодня они еще как назло действительно обжигают кожу. Как будто ее намазали перцем. Чувствую не только, как горят щеки, но и то, как опухает лицо. Плакса недоделанная!
Не знаю, зачем хватаюсь за пульт. Зеркало над кроватью придумано не для того, чтобы я рассматривала свое опухшее от слез лицо. У него своя конкретная функция во время занятий. И я его не люблю, мне не нравится смотреть на себя, оно почти всегда закрыто специальной заслонкой, но сейчас, сама того не осознавая, я нажимаю на кнопку. Что я хочу там увидеть? Ведь ничего нового. Ну да, зареванное, чуть покрасневшее лицо, но далеко не такое страшное, каким я себе его представала. Хотя, по сути, какая разница как я выгляжу? Подумаешь, раньше была красивее. Одергиваю в сторону покрывало и приподнимаю сорочку вверх, оголяя живот. Провожу пальцами по длинному, хорошо заметному шраму и начинаю реветь еще больше. Даже, если у меня нет никакой опухоли мозга, и я когда-нибудь встану на ноги, рекламировать белье или купальники мне уж точно никто не даст. Это как ни крути некрасиво. Остается разве что лицо. Только почему-то я все равно вижу старушку, хоть и понимаю, что все с ним нормально. Забавно, но ноги, если не присматриваться выглядят нормально. Нет никакой атрофии, как у многих девочек с такими же проблемами. Хотя эти девочки лишены моих финансовых возможностей. Зато их любят, черт возьми!
