Половинки из разных вселенных
Меня грубо схватили за бок и выдернули из капсулы, придерживая двумя когтистыми ножками, так и оставили болтаться на весу. Но боль немного отступила, давая мне возможность хотя бы регулярно дышать. Павла и Рената выдернули вслед за мной, но их просто швырнули рядом на склизкую поверхность, являющуюся основанием верпанского корабля. Меня же окружили три особи этих монстров и принялись внимательно рассматривать. По тому, как интенсивно они касались друг друга конечностями, я поняла, что они общаются между собой, обсуждая что-то, касающееся меня. Вспомнился рассказ Федора Дмитриевича про изучение и использование пленных. Мне и так было страшно, больно, но чем дольше они рассматривали меня, тем больше охватывало отчаяние и безысходность. Что же теперь с нами будет?
Внезапно боль отпустила – пропало давление на уши и жалящие разряды. Одновременно меня, не особенно церемонясь, грохнули об поверхность корабля. Задохнувшись на секунду от удара о твердое, я боковым зрением заметила, как зашевелились мои напарники по несчастью, пытаясь привстать. Первым это удалось сделать Павлу. Его тут же стремительно окружили четверо верпанов, намереваясь схватить за руки-ноги. Но кок решил не испытывать судьбу и с каким-то даже радостным восторгом резко крикнул: «ЦСКА!» Не успел еще его рот захлопнуться после произнесения пароля активации капсулы блокады, как тело, уже мертвое, безвольно упало.
Реакция верпанов была мгновенной. Мне стало очевидно, что им приходилось уже сталкиваться с носителями наших наноразработок. Половина присутствующих бросилась ко мне, жестоко вскидывая в воздух мое занемевшее тело и пытаясь надеть на лицо непонятную прозрачную полумаску. Мои жалкие попытки увернуться грубо пресекли ударом по затылку, после чего склизкая субстанция обхватила нижнюю часть моего лица, мгновенно застывая и лишая возможности издать хоть звук! Дурища я, чего ждала–выжидала? Надо было квакать, пока Павел отвлек их на себя… А теперь вот, когда еще шанс представится?
Резко дернув на ноги, отчего у меня все поплыло перед глазами, той же вязкой штукой скрепили руки за спиной и толкнули в спину. Не удержавших на все еще подрагивающих от пережитой боли ногах, я упала вперед, больно ударившись скулой и в очередной раз задохнувшись. С тихим стоном, извиваясь, я попыталась кое-как перевернуться, но из-за рук, скованных за спиной, сделать это не удалось. Но голову повернула и увидела Рената, лежащего неподалеку в том же состоянии, что и я. Глаза его были круглыми от ужаса, мне казалось, что если бы не этот масконамордник, он бы кричал.
Мне тоже было жутко. Знания об изучении пленных не давали расслабиться ни на миг. Но что мы могли им противопоставить? Сейчас мы были беззащитны, в их абсолютной власти!
Нас подхватили в когтистые лапы и быстро куда-то потащили. Лично я висела вниз головой, поэтому кроме этой серо-голубоватой слизи под собой и мелькавших ножек тащившего меня верпана рассмотреть ничего не смогла. Остановившись, верпан не глядя швырнул меня в какую-то мутную нору, где я, неловко приземлившись и прокатившись кубарем, уделавшись в этой вездесущей слизи, ударилась о стену. Руку тут же пронзила вспышка боли - кажется, я сломала палец. Рядом так же приземлился Ренат.
Не представляю, сколько мы там пролежали, не имея возможности как-то изменить положение тела или разговаривать. Все, что нам оставалось, – это смотреть друг на друга. Я смотрела и думала, что всего лишь несколько часов назад для меня было первоочередной проблемой отделаться от этого парня. А что теперь? Да уж, все познается в сравнении…
Было жутко, до ноющей боли в груди жалко Павла. Я думала о его семье, его сыновьях, которые никогда больше не увидят отца и даже не узнают, как и где он погиб. Да и вообще, все наши, вся команда… Вот так: раз - миг и все – никого больше нет. И не будем ли мы уже скоро мечтать об их участи и завидовать их легкой смерти? Ведь все познается в сравнении, а кто сказал, что сейчас наши самые тяжелые испытания?
Было больно. Ныла рука, все тело ощущалось избитым неповоротливым комом с оголенными нервами, дышать было трудно: грудная клетка с трудом справлялась с задачей, будучи плотно прижатой к полу. И эта отвратительная слизь кругом, влажность, уже пропитавшая одежду и неприятно холодившая тело, безумно раздражала. Из глаз медленными ручейками текли слезы. Сегодня я не поговорю с подругами, не узнаю маминых наставлений и советов брата, не услышу забавных препираний племянников. А о том, что они подумают, не сумев выйти на связь со мной, тем более, когда обнаружат информацию об уничтожении «Линнеи», думать не хотелось. Сегодня я умерла для своей семьи, друзей, для всего мира… Никто же не знает, что мы попали в плен, и никогда не узнает…
Ренат привлек мое внимание какими-то нервными подергиваниями. Переведя на него взгляд, поняла, что он пытается что-то сказать мне глазами. Это выглядело бы нелепо и даже смешно, если бы не ситуация, в которой мы находились. Он прикрывал глаза на некоторое время, потом открывал их и с умоляющим выражением смотрел на меня. И как понять, чего ему надо? Тут он повернул голову набок и стал щеками изображать крепко спящего человека, дополняя этими действиями свои моргания. Хочет, чтобы я поспала, пока можно, догадалась я и, согласно моргнув, прикрыла глаза. Но как спать в такой ситуации, в таком положении?
Мои намерения, в любом случае, не смогли бы осуществиться: за нами пришли. И опять грубый рывок - и нас поволокли куда-то. Мелькнула наивная мысль о том, принято ли у них кормить пленных? О чем я, вообще, думаю? Как бы не оказалось, что у них этих пленных принято есть!
На сей раз меня никто не бросил, а как-то даже немного осторожно поместили в бесформенную тягучую капсулу, которая, обхватив мое тело сзади и по бокам, тоже застыла, превратившись в прочные, намертво фиксирующие меня рамки. Как только эта основа затвердела, меня перевернули - в итоге я оказалась в привычном вертикальном положении, но абсолютно лишенная подвижности. Посмотрев вперед, в испуге задохнулась – там Рената готовили к исследованиям или пыткам, в нашем понимании. Его прикрепили к своеобразной столешнице, лишив возможности сопротивляться. Мне были отчетливо видны его огромные, обезумевшие глаза: он тоже понимал, что сейчас ему предстоит умереть в страшных муках.
