Право на одиночество

После нашего объяснения Молотов не прекратил меня добиваться, просто теперь он действовал втихаря. Примерно через день я находила на своём столе какие-нибудь подарки – конфеты, шоколадки, открытки со стихами, один раз даже обнаружила плюшевого мишку. Светочка бросала на меня косые взгляды, но ничего не говорила. Некоторые подарки я принимала (конфеты и шоколадки, например), другие возвращала. Вернула и плюшевого мишку.

А в остальном жизнь в издательстве текла своим чередом. Приближались майские праздники, народ предвкушал поездки на дачу и долгожданные шашлыки. И только я унывала, понимая, что все мои друзья будут в отъезде: Антон завис в Париже, снимая каких-то моделей, Аня рванула с очередным хахалем за границу, а Светочку родители попросили помочь на даче.

– Прости, Наташ, – развела она руками, когда я спросила, не хочет ли она встретиться на майских. – Я буду гнуть спину на грядках.

Я вздохнула. Да, безрадостное будущее. Что ж, стоит наведаться в книжный и прикупить себе какой-нибудь литературы на выходные.

Накануне первого мая мы заканчивали в пять часов вечера, но многие уходили и раньше, пользуясь благосклонностью начальства. Я, как всегда, засиживалась. Даже не из-за огромного количества работы… Просто в праздники я чувствовала себя особенно одинокой.

Ровно в пять из своего кабинета вышел Громов. Простился с убегающей Светочкой и перевёл удивлённый взгляд на меня.

– Наташа, – сказал он укоризненно, – твой трудоголизм из достоинства превращается в недостаток. Меру тоже надо знать! Рабочий день закончен, давай я отвезу тебя домой.

Я вздохнула.

– Честно говоря, Максим Петрович, я не слишком радуюсь предстоящим выходным…

– Почему? – спросил он, надевая куртку.

Сначала я хотела ответить, но потом… пожалуй, в последнее время я была слишком откровенна со своим начальником.

– Да так, – я пожала плечами, уставившись в монитор.

– Наташа?

Громов подошёл ко мне, с улыбкой подал руку. Я приняла её и встала со своего места, гадая, что же он хочет сказать, так загадочно улыбаясь.

– Завтра мы с Алисой планируем большую прогулку, – наконец произнёс Максим Петрович. – Может, присоединишься?

Нет, я, наверное, ослышалась.

– Что? – видимо, изумление отразилась у меня на лице, потому что Громов рассмеялся.

– Присоединяйся к нам. У тебя ведь нет планов на завтра? Обещаю, мы проведём хороший день.

Я смотрела на него, не веря своим ушам.

– Максим Петрович, вы уверены? Ваша дочь не будет против?

– Почему Алиса должна быть против? Наоборот, она будет очень рада с тобой познакомиться.

– Хорошо, – кивнула я, подумав. – Я согласна. А где и когда встречаемся?

– В двенадцать на станции «Царицыно». А теперь пойдём, я отвезу тебя домой.

Но отойти далеко от проходной мы не успели – меня кто-то окликнул.

– Наталья Владимировна!

Я обернулась. У проходной мялась какая-то женщина. Сначала я её не узнала, а затем…

– Марина Ивановна?!

Ничего себе! Надеюсь, она не убивать меня пришла?

Я почувствовала, как рука Громова крепче обхватила мой локоть – видимо, он подумал о том же самом. Хотя, признаюсь, это была довольно глупая мысль.

Крутова изменилась. Если раньше на её лице было застывшее презрение ко всему свету, то теперь я видела там что-то другое.

– Здравствуйте, – она подошла ближе. Мы с Максимом Петровичем кивнули, ожидая продолжения. Но Крутова молчала, кусая губы.

– Марина Ивановна, – наконец не выдержала я, – вы чего-то хотели?

– Да… – она замялась. – Я хотела извиниться за всё. Это было очень глупо и подло по отношению к вам, Наталья Владимировна, вы ведь ничего мне не сделали…

– Я рада, что вы всё-таки это поняли. Я не держу на вас зла.– Я сделала шаг вперёд и протянула ей руку. Несколько секунд Марина Ивановна переводила взгляд с моей ладони на лицо, а потом вдруг улыбнулась, тоже протянула руку и пожала мою ладонь. –

Я кивнула. Странно, я никогда не мечтала о том, чтобы Крутова извинилась передо мной, но когда она все-таки это сделала, мне стало легче.

 – Прошу прощения, нам пора, – сказала я, и мы с Громовым, попрощавшись, направились к его машине.

Когда он усаживал меня на заднее сиденье, я случайно заметила Молотова возле проходной. Он стоял, скрестив руки на груди, и с неприятной улыбкой следил за мной и Громовым. И я понимала, о чём он думает.

Усевшись рядом, Максим Петрович сказал:

– Пожалуй, мы с тобой в последний раз едем на этой машине.

– Что? – я перевела на него удивлённый взгляд. – Почему?

– Я решил отказаться от служебной машины и шофёра. Хочу водить сам, а то стал уже забывать, каково это – баранку крутить.