Ангел для грешника
Глеб.
Мила ушла, а я до утра не смог сомкнуть глаз. И дело было не только в бешеном возбуждении, которое не получалось унять. Я не мог найти ответ на вопрос, как поступить дальше.
Теперь очевидно, что девочка проявляет ко мне интерес, не просто проявляет, а скорее всего, нарисовала в голове картинку, которая едва ли соответствует действительности.
Зачем она пришла? За пять минут сломала все установки, показала, что выдержка моя слаба, и рядом с ней я мгновенно теряю голову. Хорошо, что все же смог остановиться, нашел в себе силы прислушаться к здравым мыслям. Она ведь совсем еще девочка. Наверняка мечтает о принце и большой светлой любви. Может, нарисовала себе в голове, что я и есть какой-нибудь потерявшийся наследник империи. Не понимает, что перед ней побитый жизнью, потасканный мужик, скорее всего без кола и двора.
И все же в ней есть что-то нереальное, внутренний свет, рядом с которым хочется погреться, какая-то тайная сила, которая притягивает, завораживает, лечит душу. Понимаю, что она может для меня стать чем-то особенным, дорогим, значимым.
Но сейчас вопрос не обо мне, вопрос о ней. Что могу Миле дать я? Особенно сейчас в мррпрбоаеюлологшщзэждлорпоем незавидном положении. Как бы ни хотелось, нельзя пользоваться наивностью девочки. Нужно честно ей все рассказать, а дальше пусть сама решает.
Именно на это я и настроился перед нашим разговором. Только откуда же мне было знать, что состояться ему не суждено. Я не нашел нигде Милу ни утром, ни ближе к обеду, впрочем, как и бабку. Когда проснулся, завтрак стоял на столе, но в доме никого не было, во дворе тоже. Такого я не помнил, поэтому беспокойство одолевало с каждой минутной. Проковылял на костылях в пристройку - закрыто. И только собака, которая всегда свободно бегала во дворе, сейчас жалобно скулила на цепи. Пошел к лохматому чудовищу неизвестной породы. Джек, кажется, так старуха его называла, увидев меня, стал жалобно заглядывать в глаза и рваться с цепи еще сильнее. Его вой бил по натянутым нервам, как будто предвещая беду. И самое паршивое, я понятия не имел, куда в случае чего бежать, что делать и как быть. Следующие несколько часов для меня показались адски долгими. Я подскакивал от каждого звука, но по сути ничего не происходило. Я прокрутил сотню вариантов, куда могли деться обитательницы дома. От банального похода за грибами до похищения. Только пока пришел к выводу, что нужно подождать. Если не вернуться до утра, тогда искать помощь. Хотя, даже до деревни на костылях дойти мне будет не просто. Дом стоял на приличном расстоянии от остальных, ведь баба Авдотья была деревенской ведьмой.
Почти стемнело, когда собака перестала выть, начала радостно повизгивать. А уже через пару минут я услышал скрип калитки. Я вскочил и поковылял к двери, только вошла на порог одна старуха. Милы с ней не было.
- Заждался? - спросила баба Авдотья как обычно хмуро.
- Где Мила? - с ходу начал я.
- Далеко. Тебе не найти.
- Спрятала, значит.
- Спрятала. А то смотрю, больно резвый ты стал.
- Так зачем девочку отправила неизвестно куда. Сказала бы, что я не ко двору больше, я бы ушел.
- Не время еще. Я не для того столько возилась с тобой, с того света вытаскивала, чтобы теперь со двора гнать.
- А внучку прогнала?
- Нет. Отправила в надежное место.
- Зачем? Сама же сказала, от судьбы не уйти.
- Не уйти, ты прав. Но можно запутать. Вот как раз и проверим, судьба или все-таки я ошиблась.
Ничего не сказала больше старуха. Ушла к себе в пристройку. А я снова не смог уснуть. Снова мысли беспокойные терзали всю ночь. По сути, бабку можно понять, не знаю, что там она видит или знает, но для девочки однозначно будет лучше быть от меня подальше. Найдет себе здорового, молоденького парня, без кучи проблем и невеселого прошлого. Все так и должно быть.
Только отчего так хреново? Почему сердце как будто кто-то ножом полосует? Как будто снова пуля застряла, только теперь уже в груди?
Не думал, что будет так тяжко без моего рыжеволосого ангела. Все стало серым вокруг, печальным, унылым. Дни тянулись, как резиновые. Но я держался. Уговаривал себя, что так будет лучше, и только во сне встречался с моей рыжеволосой красавицей. Она приходила почти каждую ночь. Тогда я снова ощущал сладость ее нежных губ и бархатную кожу, а утром загинался от одиночества.
Так прошло еще две недели. Единственным плюсом было то, что силы ко мне понемногу возвращались. Рана на боку полностью затянулась, сломанные кости срослись. Настал день, когда баба Авдотья распорядилась снимать гипс с ноги.
Как только я понял, что могу вполне сносно ходить уже без костылей, стало очевидно, что мне нужно покидать дом, приютивший меня, и возвращаться назад. Только уйти, не попрощавшись с ангелом, я не мог. Тоска по ней, кажется, достигла пика. Я почти как Джек готов был выть на луну и рваться с цепи за рыжей девочкой, забравшей мою душу. Бабка оказалась настоящим партизаном. Никак не хотела дать даже намек, куда дела внучку. Я сам долго размышлял над этим. Судя по всему, она приютила девочку у кого-то из знакомых или родственников, живущих неподалеку. Вот только как узнать, где именно? И тут, похоже, вмешалась сама судьба, прямо, как говорила старуха.
Однажды я проснулся рано утром, еще до рассвета, и больше не смог уснуть. А потом увидел во дворе старуху. Она явно куда-то собиралась. На ней был парадный платок, который она не так часто надевала, и платье. Я сразу понял, что это мой шанс. Оделся быстро и потихоньку вышел за ней. Старая ведьма как будто чувствовала, что я иду следом. Постоянно оглядывалась, спешила так, что я еле успевал за ней. Пару раз чуть не заметила, но мне повезло.
Мы вышли за пределы деревни, и пошли вдоль реки по лесу. Наличие большого количества деревьев помогло остаться незамеченным. Шли мы довольно долго. Часа два точно. В итоге на горизонте показались дома. Старуха направилась по тропинке к одному из них, и прямо через задний двор прошла через хлипенькую калитку внутрь одного из дворов. Издалека я видел, как навстречу ей вышла полная женщина в ярком сарафане. А потом на крыльцо выскочила та, ради которой я пустился в этот путь. Мила радостно запрыгала на месте, бросилась обнимать бабку. Я смотрел на мое рыжее чудо и снова наполнялся теплом. Вот она, моя девочка, яркая, светлая, прекрасная.
