Женская месть - Робертс Нора
Задавал только те вопросы, которые можно было задать. Книга, которую ему вручила Адриенна, оказалась весьма полезной, и он руководствовался ее советами. Филипп не спрашивал о женщинах, скрытых за стенами сада и узорчатыми решетками окон, о рынке рабов, который все еще существовал здесь, хотя сделки, совершаемые там, были окутаны тайной. Или об обезглавливании, из которого тайны не делалось вовсе.
Мужчины закусывали икрой и перепелиными яйцами в комнате, в которой журчала вода во встроенном бассейне. В клетках, свисавших с потолка, распевали птицы с пестрым оперением.
Позже в лимузине с кондиционером они проехались по городу. Рассказывая о выгодных торговых договоренностях между Якиром и западными странами, Фахид показывал гостю порт, корабли, и Филипп впервые увидел, как красив Якир, его темные холмы и море. Несмотря на обилие транспорта и бешеную скорость машин, здесь было много примет древности и, более того, чувствовалось, как эта древняя страна упорно сопротивляется западному влиянию.
Мужчины прошли через двор, где менее пяти лет назад одна из младших принцесс и ее любовник были казнены в наказание за прелюбодеяние. Вдали Филипп разглядел серебристую колонну какого-то административного здания, увенчанную диском спутниковой антенны.
– Якир – страна контрастов, – заметил Фахид, увидев, как матавейн схватил за руку женщину, оказавшуюся на улице без сопровождающего. – За последние двадцать пять лет в Якире произошло множество изменений, но мы страна ислама и всегда ею останемся.
Фахид дал краткие указания шоферу, потом откинулся на подушки сиденья.
– Религиозная полиция полна рвения, а в Якире всем правит религия.
– Я не склонен критиковать чужую религию, Фахид. Но мужчине трудно оставаться в стороне, когда унижают женщину.
– В некоторых вопросах мы никогда не будем придерживаться с вами одной точки зрения.
– Что вы хотите изменить в Якире, когда будете править?
– Я смогу изменить не так уж много. Только то, что мне разрешат изменить. Во многих случаях сам народ отторгает все новое. Они борются против прогресса точно так же, как и стремятся к нему.
Фахид улыбнулся. В баре лимузина был кувшин холодного сока, и принц разлил его в два хрустальных стакана.
– Вы, вероятно, удивитесь, если я скажу, что многие женщины с удовольствием носят свои покрывала.
Филипп вытащил сигарету, а Фахид щелкнул золотой зажигалкой и поднес ему огонек.
– Вы замечаете, что в Якире ни одна женщина не водит машину? В законе нет ни слова о том, что женщинам воспрещается водить автомобиль, и все же они опасаются это делать, потому что, если колесо у машины спустится, ей не поможет ни один мужчина. Таковы традиции. И традиции более незыблемы, чем законы.
– И ваши женщины довольны?
– Кто может сказать, что на уме у женщин? – Фахид усмехнулся. – В этом вопросе, пожалуй, и Восток и Запад могут прийти к одному мнению. – Когда машина остановилась, Фахид показал на одно из зданий: – Это Мемориальный университет Ахменда. Женский колледж. В Якире мы теперь поощряем желание женщин получить образование. Видите, иногда традиции становятся податливыми. Якир нуждается в женщинах – врачах, учителях, банкирах. Теперь нашим женщинам легче получить медицинскую помощь, образование или распорядиться своими деньгами. И в этом смысле все будет меняться к лучшему.
Филипп отвлекся от созерцания здания университета и улыбнулся.
– Рад это слышать.
– Образование приносит знания, но вместе с тем приходят и недовольство, и желание видеть, знать и иметь больше. Якиру придется приспосабливаться, и все же, что заложено в крови, изменить невозможно. И потому женщины будут носить покрывала – это их выбор. И предпочитать жизнь в гареме, потому что там они находят безопасность и комфорт.
– И вы верите этому?
– Я это знаю.
Сделав знак шоферу, Фахид сложил руки на коленях.
– Я получил образование в Америке, любил американскую женщину, и многое в Америке мне нравилось. Но во мне бедуинская кровь. У Адриенны мать американка, и она выросла на Западе, но и в ней есть бедуинская кровь. И эта кровь будет бежать по ее жилам до самой смерти.
– Но это ее не меняет.
– Жизнь Адриенны была непростой. Она ненавидит отца?
– Ну, «ненавидит» – слишком сильное слово.
– Зато точное.
Фахиду было очень важно узнать, как его сестра относится к отцу, и поговорить с Филиппом наедине.
– Такие страсти, как любовь и ненависть, – непростая вещь. Если вы ее любите, увезите ее отсюда сразу же после свадьбы. Пока мой отец жив, держите ее подальше от Якира. Отец тоже не способен прощать.
Прозвучал призыв муэдзина к молитве. Торговцы поспешно закрыли двери лавок, мужчины опустились на колени. Фахид вышел из машины и смешался с толпой остальных мужчин.
Филипп тоже вышел на послеполуденный зной. Ему был виден муэдзин, поднявшийся на ступеньки мечети. Он призывал правоверных к молитве. Это была исполненная силы сцена – люди смиренно стояли на коленях на жгучем солнце, жаркие запахи пота и специй из лавок смешались и повисли в воздухе.
Женщины жались в тени поодаль. Если они и молились, то молча. Им не было дозволено отвечать на этот призыв. Филипп чувствовал, что начинает понимать Фахида. Люди не просто следовали традиции и подчинялись ей. Они раскрывали ей сердца и объятия, они были проникнуты ею. Традиция была увековечена в них. Образ жизни этих людей был основан на почитании религии и мужской чести. Здесь могли, как грибы, вырастать новые здания, могло совершенствоваться образование, но обычаи оставались прежними.
Филипп посмотрел на дворец. Издали его сады казались цветными пятнами, окутанными дымкой. Крытые зеленой черепицей крыши сверкали на солнце. Где-то в его стенах была Адриенна. Заставит ли ее подойти к окну призыв муэдзина?
Приспособление, принесенное Адриенной, было очень чувствительным. Собираясь на это краткое свидание, она оставила в своей комнате остальные инструменты, а с собой взяла только маленький усилитель, ключ и напильник.
Адриенна воспользовалась тоннелем, как это делали многие поколения женщин, направляясь в главный дворец из своих покоев. На потертом полу шаги Адриенны были не слышны – сандалии ступали тихо. Тоннель, как повелось исстари, кое-где освещался факелами, а не электрическими фонарями. Неровное пламя факелов делало тоннель таинственным и романтичным.
Адриенна могла встретить здесь короля или принца, но, к счастью, этого не случилось. Она беспокоилась о Филиппе, подозревая, что за его комнатами наблюдают. Если бы его поймали в неположенное время в неподобающем месте, то непременно депортировали, не дав проститься с невестой, а ее, вероятно, избили бы или обрекли на заточение в женских покоях.
Она вышла из тоннеля и оказалась в королевских апартаментах. Абду, вероятно, находился в одной из своих комнат. Одна из жен, должно быть, уже была отправлена назад, на свою половину, после того как выполнила свои супружеские обязанности.
На минуту, только на одну минуту Адриенна почувствовала искушение рывком распахнуть дверь в его спальню, пробудить отца от его самодовольства и сказать ему все, что она чувствует, все то, что проклюнулось и взросло из посеянных им горьких семян. Но она знала, что удовлетворение ее продлится недолго, а ей хотелось отомстить по-настоящему.
Стражи должны были смениться за час до рассвета. Адриенна посмотрела на светящийся циферблат своих наручных часов и попыталась рассчитать время, оставшееся в ее распоряжении. «Достаточно, – подумала она, – даже больше чем достаточно».
Холл был пустынным, темным и безмолвным. Двигаясь по памяти, Адриенна свернула в примыкавшее к холлу крыло, добралась до комнаты, где был спрятан сейф с сокровищами, и, присев на корточки, начала исследовать замок. Руки ее действовали уверенно, но покрылись испариной. Раздраженная девушка вытерла их о юбку, бросила мгновенный взгляд направо, потом налево, проскользнула в хранилище, закрыла и заперла за собой дверь.
