Почти любовь - Д Алекс "Алекс Дж"

– А я поговорить! – с грохотом поставив бутылку на бетонный пол, он пытается подняться на ноги. С третьей попытки у него получается, но, чтобы удержать свою нетрезвую тушку в горизонтальном положении, ему приходится обеими руками придерживаться за стену. Взгляд исподлобья, волосы взъерошены, костюм весь в побелке. Хорош Ромео. И жалко дурака и в морду дать хочется. Вразумить, так сказать, по-мужски и заодно охоту таскаться за чужими женщинами отбить.

– Внизу меня подожди. На улице поговорим, – все-таки сжалившись над пьяным идиотом, киваю в сторону лифта. Мотаясь из стороны в сторону, он с трудом доползает до кабинки и бьет ладонью по кнопке вызова. Мимо. Снайпер, бл*ь. Второй раз, слава богу, попадает. Сколько раз ему говорил: не умеешь пить – не пей, козленочком станешь… или папашей, как я чуть было не стал. Но кому на хрен нужны дружеские советы? Свои грабли ближе.

В квартиру захожу, дождавшись, когда Смоленский наконец исчезнет из поля видимости. В прихожей мне навстречу выбегает бледная перепуганная Веснушка в шелковой брючной пижаме. Глаза огромные, губы дрожат, руки трясутся. Из комнат не доносится ни звука, зловещая тишина. Все или спят, или попрятались по углам. Блин, во дают, нашли кого испугаться. Вадик даже пьяный мухи не обидит. Он же… как бы это сказать, хоть и странноват слегка, но зла и жестокости в нем нет ни на грамм. Мы с парнями его в свою компанию сначала чисто из жалости взяли, чтобы другие парни не троллили. Ну, и помогал он нам, конечно, с проектами, конспектами, да и вообще, всегда был готов на выручку прийти к любому. Надежный друг, безотказный, благодарный – так нам казалось. Поэтому его интрижка с Олесей меня, как обухом по голове. Не ожидал я такой подставы от Вадима. Не ожидал. Хотя, если разобраться, межу нами уже все кончено было, и он никого не предавал, но неприятный осадок все равно остался.

– Ушел? – шепотом спрашивает Леся, прикрывая губы тонкими пальцами.

– Внизу ждет, – бросив пакеты на пол, я вручаю ей сразу три букета. – Это вам. Разберетесь кому какой. Твой – вот этот, – показываю на орхидеи.

– Саш, не ходи, – свалив цветы на обувницу, она хватает меня за запястья. – Пусть уезжает. Ты ему ничего не должен.

– Малыш, я туда и обратно. Нельзя его так бросать, – мягко высвободив руки, заключаю Олесю в объятия и целую в кончик холодного носа. – Ты чего трясешься, Лесь? Это же Вадик. Мы быстро переговорим, а потом я вызову ему такси и отправлю восвояси.

– Он тут такое говорил… И кричал, и в дверь пинал… – уткнувшись мне в плечо, бормочет Олеська. Ну ни фига себе, понесло парня. Безобидный, блин. – Он думает, что мы его специально обманывали… Перед соседями стыдно. Хорошо хоть полицию не вызвали.

– Вот поэтому мне и нужно с ним побеседовать, – взяв ее лицо в ладони, спокойно смотрю в блестящие от слез глаза паникерши. – Чтобы успокоился и больше не приходил.

– Это все из-за меня, – подавленно сипит Леся. Тут не поспоришь. Накосячила Веснушка не хило, но я разгребу. Не в первой. Главное, чтобы она сама урок усвоила и мужиками жонглировать завязала.

– Надеюсь, француз твой завтра не нарисуется? – на всякий случай уточняю я. Надо же знать, к чему готовиться.

– Нет, – отрицательно качает головой, но не успеваю я выдохнуть с облегчением, как она добавляет: – У него дед умер, он сейчас на похоронах в Париже.

– То есть, если бы дед не скопытился, мне бы еще и его усмирять пришлось? – невесело ухмыляюсь я, стараясь не думать, откуда она знает о семейных делах своего лягушатника. Запрет на общение с другими мужиками мы обсудим потом.

– Не знаю, – отстранившись, Веснушка виновато разводит руками. А кто знает – хочется спросить, но я благоразумно молчу.

– Ладно, разберемся. Чайник пока поставь и пакеты разбери, – даю ей задание, чтобы не металась по квартире в нервном ожидании. – Я быстро. Все хорошо. Не дергайся, Лесь.

– Осторожнее, Саш, и помягче с ним. Он очень ранимый, – подавленно отзывается она, провожая меня настороженным взглядом. Помягче, бл*ь. Ага, разбежался. Еще не хватало хороводы вокруг разбушевавшегося Смоленского водить.

Спустившись во двор, нахожу взглядом пьяного Ромео, угрюмо допивающего остатки вискаря на лавке посреди детской площадки. Нашел, блин, бесплатный бар. Вадик замечает меня, только когда я подхожу вплотную. Невнятно бормочет что-то себе под нос и снова прикладывается к горлышку. Сев рядом, я без раздумий выхватываю у него бутылку и выбрасываю в урну.

– Побереги печень, Смоленский. Пригодится еще, – грубовато отвечаю на обвиняющий недовольный взгляд. – Выкладывай, с чем пришел.

– Сказать, что ты мудак и гондон, – в тон мне выдает Вадим. Информативно и доходчиво.

– Обоснуй, – равнодушно отзываюсь я, затягиваясь сигаретой.

А небо-то какое звездное. Погода шепчет, тепло, безветренно, птички поют. Еще и полнолуние. А я, блин, тут пьяный бред вынужден слушать.

– Засунь себе свой «обоснуй» знаешь куда? – хамит Вадим, толкая меня в плечо. Ну, давай, подеремся, чего мелочиться. Какая свадьба без драки? Свадьба, правда, завтра, хотя нет… уже сегодня. Через восемь часов роспись.

– Вадик, ты вроде бы взрослый мужик, а быкуешь, как в начальных классах. Ну, выбрала девчонка не тебя, не конец света. Смирись и устранись.

– А ты чего не смирился, когда не тебя выбрали? – заплетающимся языком парирует Смоленский. Налившиеся кровью глаза со злостью смотрят мне в лицо, кулаки рефлекторно сжимаются. Того и гляди психанет, руками махать начнет. Оно мне надо? Нет. Значит, будем конфликт спускать на тормозах.

– А я смирился и даже женился. Помнишь, я тебе звонил, узнавал, насколько у вас серьезно?

– Ну… было дело, – подумав, кивает лохматой головой Вадим.

– Без претензий же? Я честно спросил, ты честно ответил. Поговорили по-мужски, друг друга поняли. Так?

– Так, – соглашается мой менее удачливый соперник. – Но вы же расстались, я ее у тебя не уводил и в отношения чужие не лез.

– Так и я не лез. Веснушка мне про тебя ни словом не обмолвилась. Я думал, что у вас всё уже, – спокойно поясняю я.

– Она сказала, что к французу от меня уходит, – удрученно мычит Вадим. – Врала, выходит?

– Леся этого француза не первый раз на арену выводит. Вот такая она, Вадик. В лоб послать слабо, ищет обходные пути, не самые разумные, но я уже смирился с ее странноватой логикой. Чего и тебе советую. Понять и простить, третьего не дано. Повзрослеет когда-нибудь, а пока имеем то, что имеем.

– Имеешь ты, а я опять в пролете, – огрызается Смоленский. – Три года, сука, коту под хвост. Я же все для нее… Всё! Я же к ней со всей душой…

– Верю, Вад, – сочувственно киваю я. – Но сам подумай, какой резон нам с тобой разборки из-за женщины устраивать, если решение уже принято? Она не передумает. Да и я не отпущу ее больше. Набегались, хватит.

– А я ее первый увидел, Сань, – гнусавым голосом тянет Вадик. Едва не плачет, бедолага. – Ты на нее тогда даже не смотрел, а я уже влюбился.

– Значит, надо было активнее как-то проявляться. Девчонки страдальцев не любят. Им решительность нужна, напор, а не романтические бредни, – пожав плечами, отвечаю я. – Прости, друг, но ты свой шанс упустил. От меня ты чего услышать хочешь?

– Я жить без нее не могу, – икнув, подвывает Смоленский. Черт, он по ходу реально слезу решил пустить. Все серьезно у мужика. Любовь всей жизни замуж за лучшего друга выходит. Как в скабрёзном анекдоте, бл*ь. – Вообще, не могу… Веришь? Ни жить, ни работать, ни думать ни о чем. Люблю я ее очень, Сань.

– Так и я люблю, Вадик. Давно люблю. Вы же сами видели, как меня на ней не по-детски клинило. Не изменилось ничего. Только окрепло. Я за нее любого загрызу, а тебя грызть жалко, Смоленский. Ты ни в чем не виноват.

– Третий лишний. Как в гребаном кино, – пьяно ухмыляется Вадим. – Куда мне с самим Кравцовым тягаться. Ты же у нас теперь звезда.

– Зря ты приехал, Вадим. Все наши разговоры ни к чему не приведут. Давай просто каждый пойдет своей дорогой, а жизнь рассудит и каждому раздаст по заслугам. Я тебе сочувствую и как друг, и вообще. Потому что сам побывал в твоей шкуре, но сам понимаешь, что на жалости далеко не уедешь.