Исцели меня
Глава 34
- Нравится?
- Глинтвейн или книга?
- Книга, - усаживается на край кровати.
- Не нравится. Дальше тридцати страниц никак не могу продвинуться. А кино было интересным, невзирая на то, что старинное.
- Героиня понравилась?
- Нет, - качаю головой и отпиваю напиток. - Герой. Несмотря на то, что усатый, - сказала и, не выдержав, засмеялась. - Ну, просто усатый – это еще хуже, чем бородатый. Блин, я вообще сейчас не тебя имела в виду, - прикладываю ладонь ко лбу. От чего-то сейчас стыдно. Правда, Бестужев, как ни странно, улыбается.
- А героиня почему не понравилась?
- Понравилась, но… она выбирала всегда этого плешивого рыжего недоделка. Даже, когда уже была замужем за Реттом. В общем, мне не нравится ее выбор. Да и стерва она приличная была, порой треснуть хотелось.
- То есть ты замечаешь, что выбор героини был, мягко говоря, глупым, а за собой ничего похожего не отмечаешь? И нет, это я даже не про свою скромную персону.
- Отмечаю то, что ты сидишь на чужой кровати, - зло бросаю я, осознав, что он имеет в виду.
- И все-таки ты тяжелый случай, Соня.
- Ну так исчезни из моей жизни.
- Не могу.
- Почему?
- Потому что не хочу.
- Считаешь своим долгом поставить меня на ноги, потому что чувствуешь себя так или иначе виноватым? Так это можно сделать, не обмениваясь слюнями и штампом в паспорте. На расстоянии. И вообще – забудь. Я серьезно. Мне не нужна ничья жалость. Это даже хуже, чем Дашина злоба.
- У меня нет к тебе жалости, Соня. И хватит нести ерунду. И да, книгу не читай. Тебе не понравится.
- Почему это?
- Потому что кино отличается от книги и в этом случае, как ни странно, кино лучше, - встает с кровати и подходит к стене. - В книге героиня значительно хуже, ты просто еще больше испортишь о ней впечатление. В реале у нее было трое детей, по одному от каждого мужа, и их воспитанием она не занималась. В фильме о первых двух, как ты помнишь, ни слова.
- Ну вот зачем ты мне об этом сказал?
- Чтобы знала, что ожидать, если решишься ее прочитать, - как ни в чем не бывало бросает Глеб, доставая из круга дротики.
Отходит на расстояние и с размаха кидает прямо в середину мишени. А затем еще один раз, и еще. Да, метко. Аж завидно.
- Так ты дротист?
- Хоть стой, хоть падай, - не сдерживая смеха, выдает Глеб.
- Что смешного? Я же в хорошем смысле.
- В хорошем смысле – дартсмен.
- А, ну да, что-то я ступила, - отпиваю залпом напиток, смотря на то, как Глеб убирает с мишени дротики и снова принимается их бросать.
- Ты что носишь их с собой? И зачем повесил мне в комнату мишень?
- Нет, забрал мишень из кабинета твоего отца. Надо признать, что он очень хорошо играет. Два года назад он бы меня точно уделал.
- А сейчас?
- А сейчас я его. Я дротил два года, как мог, - пожалуй, я еще ни разу не видела, чтобы Глеб вот так смеялся. И смех у него оказывается уж очень заразительный. - Вот так и получается. С кем поведешься, от того и наберешься. А мишень я тебе повесил только для того, чтобы ты дротила на досуге. Знаешь, это помогает, когда хочешь на кого-то или из-за чего-то выплеснуть злость. Я не шучу. Пересела на кресло – поставила мишень на удобный тебе уровень и кидай сколько душе угодно. Можешь представлять там мое лицо. Хочешь фото дам?
- Я мысленно представлю, если припрет. Не волнуйся.
- Я не сомневался в тебе, - и вновь улыбается. Что-то много он лыбится сегодня. - Сонь? - садится ко мне на кровать.
- Ой, только не надо.
- Что?
- Не знаю что. Чую гадость скажешь. Давай оставим этот вечер на положительной ноте. Хоть раз мы с тобой почти нормально говорим. Не порть малину, пожалуйста.
- Не могу. Мне надо знать, время поджимает.
- Ну что?
- Ты не первый месяц дома. Ладно, раньше клиники, лечение, реабилитация, но сейчас ты вполне способна к обучению. Сентябрь через несколько недель. Неужели совсем не хочется учиться? Все можно решить без экзаменов и поступить туда, куда хочется, а не то, что когда-то тебе выбрал отец. Ведь перед тобой открыты любые дороги. Я помогу и в конце сентября, просто раньше не получится, ты уже сможешь ездить в университет, - и ведь нормальный вопрос. Не обидный, а вполне логичный. Вот только ответить мне нечего. - Чем бы ты хотела заниматься?
- А разве не ты два года назад распинался за столом, как хорошо иметь жену – хранительницу домашнего очага и прочее?
- А причем тут это? Я говорю о учебе, а не про двенадцатичасовой рабочий день, совмещенный с домом. Если хотела мастерски перекинуть разговор в другое русло, то у тебя это не получилось. Я даю тебе время подумать, чем бы ты хотела заниматься. Напиши мне, я все устрою.
- Почему напиши?
- Потому что я пока не могу быть здесь больше двух дней. Не получается. Если Варя не поправится за это время, я найду другую сиделку. Не волнуйся.
- Ясно. Хорошо, напишу, - зачем-то соглашаюсь я и замолкаю, собственно, как и Бестужев.
- Ну и что там дальше?
- В смысле?
- В романе про залет от трусов. Расскажи, мне интересно.
- Ты дурак что ли? - щеки моментально начинают гореть от стыда за упоминание об этом стебе.
- А что не так?
- Ты мужчина.
- И?
- Ой, все. Мужчины не слушают стеб на женские любовные романы, равно как и не читают в принципе любовные романы. Ты, кстати, что, читал «Унесенные ветром»?! - вдруг до меня доходит эта мысль.
- Еще как читают. Многие зачитываются, чтобы лучше понять женщин, правда, не помогает. Но я не читал «Унесенных». Гуглил. Увы, мне скучно такое читать. Кино – мой максимум.
- Ясно.
- И все же расскажи. Чей хоть ребенок?
- Прекрати, - прикладываю ладони к щекам. - Все. Иди. Я хочу спать.
- Врешь.
