Легко ли быть одной? - Туччилло Лиз
Уэй оглянулась и заметила знакомого – высокого блондина. Она тут же помахала ему рукой и начала смеяться.
– Бен! Бен! – Затем повернулась ко мне. – А чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?
– Ну, вообще-то я занималась рекламой книг, но в данный момент…
– Честно? Я пишу книгу о своей сумасшедшей жизни в Пекине. Очень похоже на Нью-Йорк!
– Вау, это просто здорово! – с энтузиазмом отозвалась я.
– Сейчас я должна отойти, но я еще вернусь, о’кей?
– Да, конечно.
Уэй подбежала к парню по имени Бен и со смехом обняла его.
В этот момент вернулся Томас.
– Джулия, я отлично поработал на тебя. Нам есть что обсудить.
Он сдвинул два табурета у стойки бара, и мы сели.
– Я разговорился с двумя немцами, которые заявили, что пришли сюда, чтобы познакомиться с китаянками.
Я улыбнулась, радуясь энергии, с которой он взялся за дело.
– Правда? Что еще?
– Они сказали мне, что китайские женщины нравятся им больше, потому что они преданные, не то что женщины на Западе. С немками постоянно приходится препираться из-за власти и вступать в переговоры. А китаянки позволяют мужчине оставаться мужчиной и не пытаются его переделать.
Мои брови снова поползли вверх. Томас пожал плечами.
– Я просто передаю тебе то, что они мне сказали.
– Что ж, тогда все идеально сходится. Западные мужчины здесь для того, чтобы встретиться с китаянками, а китаянки – чтобы найти западных мужчин.
– Да, – прищурившись, сказал Томас. – Досадно, что мне самому не пришло это в голову. На этом можно сделать большие деньги.
Как раз в этот момент вернулась Уэй.
– Мы после этого едем в «Сьюзи Вонг». Там очень весело. Вы должны поехать с нами. – И снова взрыв смеха.
Говорят, чтобы понять китайцев, нужно понимать их язык. Поэтому в ресторане «Сьюзи Вонг», где в небольшой боковой комнатке мы в обществе двух китайских бизнесменов, Циня и Донга, потягивали коктейли «Лонг-Айленд айс ти»[66], нам дали урок мандаринского диалекта.
Разъяснял Цинь. Во-первых, оказалось, что в мандаринском диалекте есть четыре разных тона. Поэтому одно слово может иметь четыре – а иногда и больше – разных значения в зависимости от того, как его произнести. Например, слово «ма», если сказать его просто, как мы обычно говорим, означает «мама». Но если сначала немного понизить голос, а в конце повысить, то будет уже «беспокойный». Если понизить голос еще сильнее, как бы неодобрительно, оно будет обозначать «лошадь», а если произнести его отрывисто и резко – то «ругаться». Добавьте к этому, что есть два способа изучения языка – с помощью пиньиня, когда слова пишутся латинскими буквами, или с помощью традиционных китайских иероглифов. Которых в общей сложности сорок тысяч. Эти двое рассказали нам, что в школах большинству китайцев – которые, между прочим, разговаривают по-китайски! – требуется от четырех до шести лет, чтобы в принципе обучиться грамоте.
Резюме. Когда вам в следующий раз захочется посмеяться над плохим английским какого-нибудь китайца, будь он хоть поваром на раздаче в местном китайском ресторанчике, просто имейте в виду, что этот человек может дать вам сто очков форы, ведь он владеет одним из сложнейших языков в мире. Подумайте еще вот над чем: человек, которому потребовалось столько дисциплинированности и решимости, чтобы просто говорить на родном языке, со своим отношением к труду вполне способен овладеть всем миром. Ничего не хочу этим сказать, но…
После пары коктейлей мне удалось перевести разговор с нюансов мандаринского диалекта на язык любви.
– А скажите, правда, что благодаря некоторым событиям новейшей истории в Китае сейчас недостаточно женщин?
Оба дружно начали смеяться. Цинь сказал:
– Нет. Откуда вы это взяли?
Я немного подумала.
– Хм, наверное, из «Нью-Йорк таймс». Или из шоу «Шестьдесят минут».
Донг покачал головой.
– Может, где-то в деревне. Но здесь? Тут все совсем не так. В Пекине одинокому мужчине очень хорошо. Ну очень.
Цинь согласно кивнул.
– Найти женщину для свиданий совсем нетрудно. Но, честно говоря, я предпочитаю западных женщин.
Я немного оживилась.
– Серьезно? А почему?
– Китаянки стали чересчур материалистичными. Думают только о том, сколько мужчина зарабатывает.
Я повернулась к Донгу.
– Вы с этим согласны?
Тот кивнул.
– У меня была подруга, с которой мы прожили два года. Так вот, когда мы расставались, она потребовала заплатить ей семьдесят тысяч юаней.
– За что? – потрясенно спросила я.
Донг пожал плечами.
– Не знаю. Наверное, за потерянное время.
– А это вы с ней порвали? – вмешался в разговор Томас. – Может, она рассердилась из-за этого?
Донг раздраженно хлопнул рукой по столу и воскликнул:
– В том-то и дело! Это она меня бросила! – Он покачал головой, вспоминая тот случай. – Западные женщины лучше. Они более независимые. И не такие корыстные.
Наконец начали действовать наши коктейли, и мы с Томасом пошли танцевать. В основном тут тусовались богатые местные, хотя попадались и иностранцы.
Уэй тоже танцевала в компании своих красивых и шикарных друзей. Заметив меня, она помахала мне рукой.
– Это мои подруги, Юу и Миао. Они хотят поговорить с вами о том, как живется одинокой женщине в Пекине.
– Вау! Прекрасно! – ответила я, перекрикивая музыку. – Что вы можете мне об этом рассказать?
Английский у Юу был так себе, но, чтобы изложить свою точку зрения, ее познаний оказалось достаточно.
– Нам очень повезло, что мы можем быть свободными. Независимыми. Путешествовать и работать. Мне это очень нравится!
Другая подруга, Миао, была с ней согласна.
– Я могу заниматься сексом с кем захочу. И это меня очень радует!
В этот момент я увидела, как Томас достает свой мобильный, который, видимо, завибрировал в его кармане. Он взглянул на высветившийся номер, и выражение его лица стало очень серьезным. Он жестом показал мне, что выйдет, чтобы поговорить по телефону.
Мы начали танцевать под песню Шакиры «Бедра не лгут». Я в чем-то даже завидовала этим женщинам. Они упивались радостью обретенной независимости. Всего несколько лет назад весь мир распахнул для них свои возможности – начиная от того, какие туфли носить, и заканчивая тем, с кем из мужчин спать. Мне было жаль, что я уже не могу взглянуть на свое одиночество так же – с восторгом и возбуждением. Смотрела я на этих извивающихся в танце накрашенных красоток в мини-юбках и испытывала зависть. Они были молоды, одиноки и наслаждались жизнью.
Прозвучало уже несколько песен, а Томас все не возвращался. Я извинилась и вышла из зала. Томас стоял с телефоном в руке, прислонившись к стене соседнего дома, и о чем-то очень эмоционально говорил. Внутри у меня все сжалось. Французский у меня слабоват, но я все же поняла, что происходят какие-то серьезные переговоры. С аргументацией, объяснениями и упрашиваниями.
Я знала, что это звонит его жена и требует, чтобы Томас немедленно возвращался домой. И еще я знала: она уверена, что он в конечном счете ее послушается, ведь он ее муж. Я просто взяла его на время, и все это прекрасно понимали.
– Okay. Je comprends. Oui[67]. – Томас опустил телефон.
Я решила быть смелой и заговорила первой:
– Если тебе нужно, можешь уехать хоть завтра. Я не хочу тебя удерживать…
Томас нежно обнял меня.
– Но я сам не хочу тебя оставлять; в этом-то и проблема. – Он поцеловал меня в лоб и тихо сказал: – Она грозится приехать сюда и увезти меня домой за руку. – Должно быть, на моем лице проявилась тревога, потому что он добавил: – Такого со мной никогда не было. И она понимает, что на этот раз все по-другому.
– Что ж, – быстро сказала я, – тогда тебе нужно скорее возвращаться домой. Вот и все. – Меня душили слезы, но я с трудом проглотила подступивший к горлу комок и продолжила: – Все было замечательно, но ты женат. Ты женат. – Я сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. Это помогло, и я уже спокойнее взглянула на Томаса. – Мы с тобой знали, что это должно когда-нибудь закончиться. Так и вышло. Все в порядке. Это было просто фантастически. И останется потрясающим воспоминанием.
