Порочное влечение
Естественно, звонить и отпрашиваться у Роберта я не собиралась. Во-первых, мой телефон находился у рабочего места, куда добраться я никак не могла. Во-вторых, не велика ли честь? Если он и вправду забыл о моем положении, то ситуацию это усугубляло втрое, но падать на колени перед этим чудовищем я все равно не собиралась. Тем не менее, я уже очень даже ощутимо хотела по нужде. Стоит ли говорить как сильно я проголодалась? Но человек может прожить без еды, как минимум, неделю, так что тут жаловаться уже грех...
План мой был так же гениален, как и глуп: взломать единственный закрытый ящик Роберта. Если там, как мне кажется, всякие БДСМ штуки, то наверняка должно быть что-то железное и похожее на отмычку, а может даже и запасной ключ. Пугало то, что наручники на моей ноге были настоящими, а не та детская игрушка, купленная в секс-шопе, что я видела однажды у Тани. Но попытка не пытка!
Распустив волосы, я достала все имеющиеся в голове шпильки и разложила их на столе. Получилось добрых пятнадцать штук – Таня постаралась на славу, укладывая мои густые, непокорные волосы. Три из них я сломала о наручники и только потом перешла к ящику. Самое ужасное, последний раз я старалась взломать замок особенно яростно и самый край шпильки, там где находится небольшая круглая горошина, остался внутри металлических оков.
В результате, отбросив наручники, все усилия я приложила на вскрытие запретного ящика и с каждой новой поломанной шпилькой о неподдающийся замок во мне все больше разыгрывалось любопытство и вопрос: "Неужели он так надежно прячет секс-игрушки? Или там что-то на подобие пистолетов, наркотиков и миллионов долларов?" становился все более актуальным. В какой-то момент стало понято, что проще разбить стол и добраться до это ящика таким варварским образом, но молота Тора у меня, увы, тоже не было.
И, когда надежда остаться в этом чертовом кабинете до утра казалось наиболее реалистичной из всех имеющихся в моей голове вариантов, я услышала как щелкнул лифт в коридоре. Это было так неожиданно и интригующе… Ведь, когда приходил Павел, я не слышала его прихода, видимо потому, что была занята разговорами самой с собой. И теперь этот звук казался мне неким символом окончания тех метаний, внутренних страданий и телесных недомоганий, что мне пришлось пережить за этот самый унизительный в моей жизни день.
Бесшумно, словно дикое животное на охоте, Роберт уверенно шел в кабинет, не останавливаясь ни на секунду. Его аура и энергетика заполнили собой все пространство вокруг и я ни на секунду не сомневалась, что через пару мгновений он войдет и смерит меня равнодушным взглядом.
Двери кабинета по-хозяйски открылись без робкого или какого бы то ни было стука, представляя передо мной облик мужчины. Сперва я не взглянула на его лицо, а только на костюм: былой свежести в нем не было, а как раз наоборот: он был мятый и как будто перекручен через мясорубку. Нет, не было никаких порезов или дыр, он просто выглядел как после активной драки или падения в грязь с лестницы… Что, черт побери, произошло?
"Что бы там не стряслось, он не пошел переодеваться, а сразу направился к тебе" – шепнул мне внутренний голос. "А это уже, как минимум, значит, что он не забыл о твоем существовании и прикованной к столу ноге".
Речь для Роберта я готовила с его самого выхода из кабинета. Собиралась высказать ему все, что накопило мое второе Я, ненавидящее его всем своим естеством. Так же удалось подобрать парочку едких фраз, которые точно бы задели его за живое, но сейчас, глядя на его потрепанный вид, я не могла думать ни о чем другом кроме того, что ему пришлось пережить за это время, пока я в безопасности просиживала юбку в кабинете.
"Но что могло случиться на собрании с такими же чопорными бизнесменами, как и сам Роберт?" - подумала я про себя и перевела взгляд на лицо мужчины.
Шаворский устало прислонился к проходу и тяжело дышал, словно бежал в кабинет и этот кросс дался ему нелегко. Но испарин на лбу не было, значит причина в чем-то другом…
Еще его взгляд… Ох, мне он не нравился… И не в смысле, что он снова зрительно хоронил меня в темном лесочке или порол плеткой, а он был… настолько грустный что ли, потерянный и одинокий, что все внутри перевернулось и заставило забыть, что мужчина, стоящий передо мной, - причина всех моих бед.
Не знаю, можно ли это передать словами, но он будто вел со мной внутренний диалог одними глазами, рассказывал о трудном дне, о своих переживаниях и о своей вине передо мной. О да, он сожалел и мне не нужно было слов, чтобы прочитать это в его жадно осматривающих меня, как в последний раз, глазах.
Тогда я впервые увидела в нем человека, которому бывает трудно, больно, возможно даже страшно, одиноко и который способен на чувства. Я не уверена, что сама способна передать столько эмоций одним взглядом.
"Да что же, мать твою, произошло сегодня?! И еще... Знал ли он о надвигающейся опасности, когда закрывал тебя в кабинете – самом безопасном месте, по мнению Роберта! " – срывался на крик внутренний голос.
Я боялась сказать хоть слово, чтобы не нароком не порвать эту нить, внезапно возникшую между нами. Она была такой прочной, буквально осязаемой. Не знаю, можно ли принять это за извинение, но я посчитала это за него. Может быть для обычного человека показать слабость это обычное дело, но для Роберта это сродни тому, чтобы кота научить петь Российский гимн.
