Свидетель смерти - Робертс Нора
– Да. Подождите… Черт побери!
Ева встала на колени, пытаясь восстановить дыхание, потом поднялась на ноги и, дождавшись, когда они перестанут дрожать, распахнула дверь.
– Ну, что надо?
– Вы не отвечаете на телефонные звонки, – быстро сказала Пибоди; ее лицо все еще светилось утренним румянцем. – Я пыталась… С вами все в порядке? Вы выглядите… нездоровой.
– Я спала.
– Ой, извините! – Пибоди расстегнула пальто. Ее последняя попытка сбросить вес сводилась к тому, что она выходила на станции метро за пять кварталов до работы и шла пешком. А в это утро зима решила напомнить о себе резким похолоданием. – Я пришла в управление и столкнулась в дверях с Уитни. Он направлялся в больницу.
– Трухарт? – Ева схватила Пибоди за руку. – Он умер?!
– Нет. Он пришел в сознание. Уитни сказал, что узнал об этом двадцать минут назад, и это самая приятная новость за последнее время. Вводимые ему лекарства помогают, у него нет паралича, и он находится сейчас в удовлетворительном состоянии.
Напряжение последних часов слегка отпустило Еву, и она почувствовала нервную дрожь.
– Слава богу, все хорошо. Мы зайдем к нему, когда поедем снимать допрос со Стайлса.
– Многие в управлении бросились покупать цветы. Все очень хорошо относятся к Трухарту.
– Ладно. Помоги мне, пожалуйста. – Ева села за стол. – Сделай кофе, я чувствую себя абсолютно разбитой.
– Вы так и не уходили? Когда вы отсылали меня, вы сказали, что тоже собираетесь домой.
– Я лгала. Так что с кофе? Кстати, я получила информацию от одного анонимного источника… Нам теперь надо побеседовать с Карли Лэндсдоун.
Пибоди подошла к кофеварке и включила ее.
– Полагаю, что вашей помощнице не следует интересоваться, как зовут этот анонимный источник?
– Моей помощнице следует сделать мне кофе, пока я не перерезала ей глотку!
– Я уже делаю, – пробормотала Пибоди. – Но почему вдруг сейчас возникла необходимость допрашивать Карли?
– Мне только что удалось выяснить, что Ричард Драко – ее настоящий отец.
– Но они же были… – На лице Пибоди отразилась целая гамма самых противоречивых чувств. – Вот черт!
– Ты умеешь иногда быть очень красноречивой, – сказала Ева, принимая из ее рук кофе. – Мне надо положить на стол судье Ленинскому официальный запрос на разрешение проникнуть в закрытые файлы. Надо обязательно получить официальное разрешение, иначе… – Она замолчала, прерванная телефонным звонком.
– Лейтенант Ева Даллас?
Голос был незнакомый, в нем чувствовался легкий французский акцент.
– Именно так.
– Лейтенант Даллас, меня зовут Анна Карвелл. Я бы хотела поговорить с вами по очень важному делу. И как можно скорее.
– Я искала вас, мисс Карвелл.
– Я предполагала это. Вы смогли бы встретиться со мной в моем отеле? Я остановилась в «Паласе».
– Популярное местечко. Я буду у вас через двадцать минут.
– Спасибо. Я полагаю, что смогу прояснить вам множество разных вопросов.
– Дева Мария! – Пибоди чуть не пролила свой кофе, когда Ева положила трубку. – Мы ищем ее по всему свету, а она сама идет к нам в руки!
– Да, миленькое совпадение. – Ева решительно поднялась из-за стола. – А я не люблю совпадений.
ВСКРЫТЬ ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИДа, это замкнутый круг, из которого существует только один выход. Никто не хочет потерять вкус к жизни, даже вынужденно. Особенно вынужденно. Таблетки могут дать легкий выход из этого порочного круга. На крайний случай, конечно, но быстро и безболезненно. Если дело идет к тюрьме, смерть предпочтительнее.
Жизнь – это постоянный выбор. Дорога никогда не бывает прямой, пока не подведет к моменту, когда жизнь уже не приносит ни радости, ни печали. Мне всегда удавалось делать выбор, который был, по-моему, правильным, хотя многих он удивлял. Однако – лучше или хуже – это был мой собственный выбор. Я несу полную ответственность за свои поступки.
Даже за Ричарда Драко. Нет, особенно за Ричарда Драко! Его жизнь состояла не из серии выборов, а из смеси жестокости и подлости, большей или меньшей. Все, к чему он прикасался, тут же подвергалось разрушению. Его смерть не вызывает у меня сожаления. Все, что он делал в своей жизни, – сознательно, бездушно и жестоко – требует возмездия. Если бы мне представилась возможность все повторить, у меня не было бы колебаний и сомнений. Я не буду притворяться, будто испытываю угрызения совести, освободив людей от кровопийцы. И то, что он испытывал боль, сильнейшую боль и осознанный страх в тот момент, когда нож вошел в его сердце, доставляет мнерадость.
Я, пожалуй, сожалею, что имею отношение к смерти Лайнуса Квима. Но это было необходимо, видит Бог. Можно было бы, конечно, согласиться на шантаж и платить ему, но шантаж – это как болезнь, не так ли? Если уж она поразила тело, то поедает его, проявляясь в самые неподходящие моменты. Зачем же рисковать? Мне удалось сделать все, чтобы Квим не чувствовал боли и страха, чтобы он умер в иллюзии удовольствия.
Но я отдаю себе отчет, что это не снимает с меня ответственности за лишение жизни другого человека.
Мне казалось, что все придумано безупречно и с выдумкой: спектакль смерти Ричарда был поставлен при стечении огромного количества зрителей. Мне удалось учесть, что все окружавшие его люди имели основание желать ему зла. Это была очень удачная идея: настоящая Кристина Воул вонзает нож в черное и подлое сердце Леонарда Воула. Это был великолепный ход!
Я сожалею и прошу прощения у моих друзей и товарищей за то, что они испытали неудобства, оказавшись, хотя и на короткое время, под подозрением. С моей стороны было глупостью, большой глупостью, надеяться, что дело не зайдет так далеко. Однако мне казалось, что, поскольку никто не пожалеет о Ричарде Драко, его смерть никого не заинтересует – кроме тех, кто прольет крокодиловы слезы на загримированные щеки на похоронах.
Но мне не удалось избежать ошибок. Эта смерть заинтересовала лейтенанта Даллас. Не из-за личности самого Ричарда, конечно: без сомнения, она уже разобралась в этой мерзкой личности. Но она служит закону. Мне кажется, это своего рода ее религия – каждое преступление, особенно убийство, должно быть наказано.
Понимание этого пришло ко мне слишком поздно, когда впервые удалось заглянуть ей в глаза. Недаром же вся моя жизнь прошла в изучении людей, попытках понять их суть и суметь это отобразить.
В конце замечу: мне было предначертано сделать это, этого желали мое сердце и душа. Мой долг выполнен. Мир избавлен от огромного зла.
Не это ли называется справедливостью?..
ГЛАВА 18
Анна Карвелл оказалась красивой женщиной с прекрасной фигурой – из породы тех, в которых влюбляются сразу и навсегда, и за которых так или иначе платят мужчины. У нее был чувственный рот с полными губами, покрытыми блестящей нежной помадой, а кожа отливала бледным золотом, которое приятно оттеняло светло-рыжие волосы и карие глаза. Эта женщина наводила на мысли о медленном огне, который, однако, сильно обжигает.
Некоторое время она смотрела прямо в глаза Еве, затем быстро взглянула на Пибоди и открыла дверь, жестом приглашая войти в номер.
– Спасибо за то, что приехали так быстро. Уже после звонка я поняла, что это мне надо было приехать к вам.
– Никаких проблем.
– Надеюсь, вы простите меня за то, что я не знакома с вашими порядками. Мой опыт общения с людьми вашей профессии крайне ограничен и небогат. Я заказала шоколад… – Она пригласила их в гостиную, где на столике стоял белый кувшинчик и две маленькие чашечки. – Вы составите мне компанию? На улице сегодня так холодно и промозгло… Я сейчас достану еще одну чашку для вашей помощницы.
– Не беспокойтесь, – услышала Ева из-за спины голос Пибоди, который сопровождался тихим вздохом, – Не обращайте на меня внимания.