Жесткий рок
Соседняя пассажирская дверь распахивается, и этот невозможный человек вытаскивает меня наружу.
– Езжай, – бросает он водителю, таща меня, как куклу.
– Ай-й-й… – хнычу, почти не сопротивляясь.
Я очень устала, именно поэтому утыкаюсь носом в его толстовку и позволяю тащить себя куда угодно. Теперь, когда он пресек все мои сомнения таким решительным образом, я готова сдаться.
А вдруг он маньяк?
Плевать. Ему даже не придется меня насиловать. Уверена, ему никогда не приходилось этого делать, ведь он офигенный, и пахнет он так же.
Молча едем в просторном лифте, и я не пытаюсь отлипнуть он него, а он не пытается выпустить меня из рук.
Квартира оказалась двухкомнатной студией, и если коротко описать дизайнерский подход – это минимализм в черно-серо-белых тонах. Неожиданно робею и мнусь на пороге, пока Антон закрывает дверь и бросает ключи в стеклянную чашу, стоящую на комоде при входе. Подталкивая меня вперед, он говорит:
– Проходи уже, тридцать три несчастья. Разувайся.
В душе моей все восстает против такой характеристики, но я решаю простить ему это, ведь после он сообщает:
– Ляжешь на кровати, а я на диване посплю.
С этими словами он уходит по коридору, крикнув оттуда:
– Туалет и ванная здесь.
Осматриваюсь.
Одна стена комнаты посвящена творчеству группы и коллекции гитар. Я в гитарах не бум-бум, так что сразу перехожу к изучению всевозможных рамок, висящих на стене. Здесь у нас обложки альбомов группы, и их ровно пять, а также фотографии, на которых Антон, группа и разные люди. На одной из них Антон в окружении скандирующих фанатов ЦСКА.
Хм…
– Есть хочешь? – раздается над ухом.
Подпрыгиваю на месте и разворачиваясь на пятках, хлестнув его по лицу синими кончиками своих волос.
– Мать твою! – вопит он и отходит на пару шагов. – Больно!
– Прости! – пищу я.
Как неловко. Мне явно не хватает сегодня очков. А он меж тем снял толстовку, и даже сквозь футболку я вижу, какой фантастический у него пресс. Скольжу взглядом по тату, которыми покрыты его руки. Ничего себе! Отсюда и не разобрать, так много там всего…
Когда возвращаю глаза к его лицу, оно насмешливое.
Но когда человек покрывает себя татуировками с головы до ног (я знаю, что на ногах они у него тоже есть), он не может не ожидать того, что люди будут на него пялиться.
– Больно, наверное, было, – спрашиваю я, имея ввиду его татуировки.
– Не больнее, чем по роже получать, – сообщает Бес.
Я это запомню. Возможно, когда-нибудь я решусь набить себе что-то маленькое и милое, такое девчачье.
– Ну, так… гхм… я пойду спать? – спрашиваю его, сама не знаю на что надеясь.
Вряд ли в таком состоянии он способен домогаться меня. А если бы смог?
Да? Нет?
– Ага, давай. Спокойной ночи, – говорит Антон и направляется к дивану.
Очень тихо сливаюсь, уверенная в том, что смогу найти вторую комнату в двухкомнатной квартире-студии. По дороге заглядываю в ванную. Кровать разобрана для меня, а на подушке лежит аккуратно сложенная футболка.
Кажется, мое сердце подпрыгнуло. Разворачиваю футболку и улыбаюсь. Там Антон рвет горло для огромной толпы анархистов.
Это так мило.
Быстро переодеваюсь и забираюсь под одеяло, которое пахнет им. Как и подушка.
Супер.
То, что надо.
Через тридцать секунд я сплю в доме потрясающего мужика, который спас меня на белом коне и даже не стал домогаться.
Жизнь – боль.
