Я тебе объявляю войну
Лифт дернулся и остановился.
Морозов, который держал меня на руках (когда мы вылазили из такси, я пыталась сопротивляться такому способу транспортировки, но Денис Сергеевич настоял, что «так быстрее»), сказал:
- Вика, я тебя сейчас поставлю, сможешь стоять на одной ноге? Просто мне не видно кнопку вызова лифтера, хочу телефоном подсветить.
Я стала смеяться.
- Что смешного?
- Денис Сергеевич, этот лифт старше меня и даже старше вас. И кнопка вызова лифтера перестала работать еще до моего рождения. Надо ждать, пока дадут свет или пытаться выбраться самим.
- Все равно нужно телефон достать. Позвоню таксисту - может, он поможет.
Морозов осторожно поставил меня на ноги (точнее, на одну ногу), достал телефон и с недоумением обнаружил, что сей прибор, по причине полной разряженности, перестал функционировать.
- А чего еще можно было ожидать! - воскликнула я. - Вы ж его в больнице замучили, вот он и умер.
- Прямо не день, а стихийное бедствие! - пробормотал Денис Сергеевич.
- А если б вы не тащили меня на руках, то мы бы медленнее дошли, зато не застряли бы в лифте! - продолжила я перечислять Морозову его «грехи».
- В том, что ты ногу повредила, тоже я виноват? - язвительно поинтересовался он.
На эту реплику я решила не реагировать. Хотя - да, в повреждении моей ноги он тоже был виноват.
Тем временем Денис Сергеевич попытался открыть двери лифта.
- Что вы делаете?
- Хочу попробовать выбраться - не сидеть же здесь до утра.
Оказалось, что мы застряли между этажами. То есть, не совсем - некая возможность выбраться всё же имелась: большая щель наверху. Морозов каким-то образом подтянулся и вылез в эту щель. Но как только ему это удалось, дверь захлопнулась и я осталась в кромешной темноте совершенно одна.
- Ааааа! - завопила я уже второй раз за вечер. И подумала: вот будет «весело», если Морозов, припомнив и мои «грехи», бросит меня здесь. Но тут же услышала его голос:
- Вика, не волнуйся. Сейчас я тебя вытащу.
Он снова открыл дверь, и, просунувшись в щель, подхватил меня и вытащил наружу. А потом попытался рассмотреть свою руку.
- Кажется, я поранился, - сказал он, - правда, тут почти ничего не видно.
- Давайте уже поднимемся в квартиру, - недовольно отозвалась я, - там хотя бы свечи есть.
Выяснилось, что мы застряли между третьим и четвертым этажом. А жила я на восьмом. Морозов с легкостью доставил меня в квартиру - будто я весила всего лишь пару килограммов.
Оказавшись дома, я сразу же поскакала к окну - посмотреть, на месте ли такси. Конечно, таксиста и след простыл. Замечательно, ничего не скажешь!
Я зажгла свечи, затем достала из кладовки костыли - надо же как-то передвигаться по квартире, не наступая на больную ногу, - и приступила к осмотру «раны» Морозова. Это оказалась всего лишь небольшая ссадина. Достав антисептик, я обработала ее и заклеила пластырем, одновременно размышляя о сложившейся ситуации. Такси сейчас никак не вызвать. На дворе ночь и общественный транспорт в нашем районе не ходит. Значит, Морозову в данный момент не добраться домой. Разве что пешком. То есть…
- Давайте что-нибудь поедим, - пробурчала я. - А потом, если хотите, можете остаться. Комната сестры сейчас пустует.
Денис Сергеевич кивнул, но ничего не сказал. Я достала из холодильника еду и мы сели ужинать.
«Какая ирония судьбы», - подумала я, - «только решила, что всё закончилось, и вдруг жизнь подбрасывает мне с ним ужин при свечах! Кошмар! Но… к своему стыду вынуждена признать, - есть в этом что-то завораживающее. И этот негодяй - какой же он всё-таки красивый! Хотя я не должна на него пялиться».
Только я собралась отвернуться, как Денис Сергеевич, который до этого рассматривал еду, поднял на меня глаза и произнес:
- Какая же ты добрая девушка, Вика! Даже считая меня… ужасным человеком, не отказываешь в еде и крыше над головой.
У меня возникло ощущение, что он издевается. И, тем не менее, я ответила:
- Я - не добрая. Просто вы оказались в такой ситуации по моей вине. Что еще остается делать? И я… не считаю вас ужасным человеком, просто между нами…
Тут я запнулась.
- Между нами… что?
- Тотальная несовместимость, вот что.
После этих слов Морозов усмехнулся и вдруг тааак на меня посмотрел… еще похлеще, чем тогда, на кафедре. Меня прямо в жар бросило, руки и ноги затряслись.
«Надо срочно что-нибудь сказать, чтоб развеять дурацкое наваждение», - подумала я. Но все нужные слова из головы вылетели. Будто я была первоклашкой, а не дипломированным филологом.
- Вика, - внезапно спросил Морозов, - скажи, почему ты меня боишься?
- Я… - пробормотала я, - н-не боюсь. С чего вы в-взяли?
- Так ты дрожишь сейчас не от страха?
- Д-дрожу? Н-нет, не от страха. От холода. Я з-замерзла.
- От холода? Серьезно? По-моему, здесь очень жарко, - сказал Денис Сергеевич и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
Я судорожно сглотнула и постаралась взять себя в руки.
- И совсем не жарко у нас. Холодно. - Усилием воли я заставила себя произнести эту фразу уверенно и без запинки.
- Ладно. Пусть будет холодно, - почему-то подозрительно быстро согласился со мной Морозов. - А ведь тебе еще лед к ноге нужно будет приложить. Хочешь, помогу?
- Вы мне очень поможете, если поскорее отправитесь спать, - любезно ответила я, решив, что с наваждениями надо быстрее «завязывать». - Все остальное я пока еще в состоянии сделать сама.
- Хорошо. Тогда я наелся, спасибо.
Я отвела его в комнату Алевтины. На мою беду, полки в этом помещении были полностью заставлены фотографиями. Морозов вдруг поднес свечу к одной из них, затем взял ее в руки и начал смеяться.
- Это - ты? Правда? Такая толстая?
Я в негодовании вырвала у него фото.
- Мне тут всего полтора года! Дети бывают толстыми, вы не знали?
Морозов взял другую фотографию: на ней мы были вдвоем с Алевтиной. И заметил:
