Последняя
До Латрины два-три дня пути, надо было чем-то себя занять. Разговорами меня особо не баловали, зовя только к костру, чтобы поесть и по нужде, когда ненадолго останавливались. День едем, а мне уже волком выть хочется. Мужики, что настоящие деревенские, на привалах обычно пили и громко смеялись. На меня косились и стороной обходили.
Смотрю я на них и думаю, что меня бы такое ждало. Одиннадцать вот таких “супругов”. Да от одного-то столько храпа и запаха, что стоять рядом боязно. А тут одиннадцать! Нет уж, боже упаси. Я лучше так, своей тихой жизнью, на краю мира буду луноцветы собирать. И чего только жаловалась на это, дуреха?
- Как звать-то тебя? - подошел ко мне на вечернем привале Мересий. Имя мое, видно, от забот его выветрилось из памяти.
- Соной кличут, - под стать отвечала я.
- Сона, ты на телегу забирайся и на ней спи. Мы туда шкур накидали, тебе будет удобно. Завтра ночуем в деревне, может, тебя в дом устроим, - он почесал бороду, подумал. Решил, что все, что хотел, сказал и удалился к костру. Хорошо с ними тетка-то побеседовала, раз мне все самые лучшие места дали.
Одеяло я с земли подняла, вытряхнула и пошла к телеге, на которой приехала. Там и вправду были разложены шкуры. Забралась, устроилась и скоро уснула. Чем раньше, тем лучше. А то потом спать не дадут, когда напьются. Что им, мужикам, надо? Дорога, еды побольше, да чтобы брага сильнее по голове била.
Снилось мне поле, лунным светом залитое. И будто одна я там, а вокруг зверье и рычат из темноты леса. Но не бросаются. От этого еще страшнее. Чего же они рычат-то? Ждут чего? Я одна стою, во все стороны смотрю, настороженно ожидаю. Из тьмы выходит один, но не зверь, человек, вроде. И что-то говорит мне, да я не разберу. Свет лунный все ярче, я рукой глаза закрываю и просыпаюсь.
Ключица неприятно покалывала в месте, где рисунок. Значит, не просто сон снился, предупреждение какое-то. Или предсказание? Вспомнить, что говорил он, человек этот. Руками забралась в волосы. Нет, точно не вспомню. Всего пять дней пути, ни с кем не говорить и лица не показывать. Если уже и начала судьба ко мне этих “мужей” приманивать, так сразу они меня не узнают. Альвы ведь легенда, сказка, они все равно так быстро не поверят.
Я встала с телеги, взяла баклажку с водой, умылась. Волосы наскоро шнурком плетеным завязала. Не сильно помогло, конечно, они ведь у меня чуть ниже плеч и прядями неровными подстрижены. Адэт совсем не умеет в руках ножницы держать, свои волосы, шельма, не стрижёт, а над моими издевается.
Караван только просыпался. Купцы щеголяли опухшими мордами и перегаром. Да ну их в баню, мужиков этих. Я по полянке походила, ноги размяла и села в телегу дожидаться, пока все соберутся и в дорогу выедут. К моему удивлению, видимо, привыкшие к таким посиделкам мои сопровождающие споро все собрали, и вскоре мы тронулись в путь.
Наученная долгой жизнью с ведьмой, я вспоминала сон. Что бы ни говорила моя милая Адэт, но она как есть ведьма. Неспроста мне такое снится, это я уж точно знаю. Может, это предупреждение, мол, суженый мой рядом где-то ошивается? Я огляделась. Не-е-ет, богиня милая, таких мне точно не нужно. Достала кофту из сумки, надела. Волосы пострашнее растрепала и глазами злющими по сторонам стала зыркать. День прошел в напряжении. Деревенские подумали, что я на них обряды и привороты навожу, и подходить даже звать на привалах не стали. Мы люди не гордые, я сама приходила.
Под вечер совсем погода разладилась. Похолодало, ветер срывал листву, кони недовольно фыркали, мужики хмурились. Деревня, в которой мы должны были заночевать, все никак не появлялась. Уже и шепоток плохой пошел, мол, ведьма это все наколдовала. Да больно вы мне нужны.
Когда купцы уже хотели с вилами на меня бросаться, показались далекие огни домов. Они успокоились, но вилы далеко не убрали. Нет, все-таки прокляну. Или слабень-травы им в суп все же подложить?
До деревни мы доехали, костры зажгли на торговой площади, телеги разместили. Большинство мужиков пошли в ближайший трактир, остались грустные сторожа, что взгляды печальные бросали на дверь питейного заведения и попеременно вздыхали.
Дом мне для ночевки никто находить не стал, да я особо и не расстроилась. Улеглась на шкурах и быстро уснула, не слыша, как приходили из таверны купцы и как уходили отдыхать стражники.
Ночь прошла тихо, без сновидений. Проснулась опять рано, умылась. У одной из телег сломалось колесо. Над ним стояла и размышляла пара мужиков, недовольно поглядывая на меня. Ну да, это я им выбоины и камни на дороге подкидывала.
- Придется делать, - сказал один из бородачей.
- Ага, - вторил другой. – Симон, телегу разгружай, будем чинить. Видно, серьезная поломка.
Мы все не ехали, хотя уже все проснулись и даже собрались. Я подошла к Мересью. Он шарахнулся от меня и перекрестился.
- Долго еще стоять будем?
- А коли я знаю? - ответил он. – Видно, сегодня ночевать опять тут будем. Говорят, нечисть разгулялась в округе, нам с поломкой никак ездить нельзя, - пояснил мужик.
- Что за нечисть?
- Так я ж откуда ведаю? - пожал он плечами, но потом, видно, испугать меня решил или просто интересной историей поделиться, продолжил. - Вчера в трактире тока об этом и говорили. Будто дети пропадать стали в ближайших деревнях. И обоз небольшой давеча не вернулся. Будто по ночам вой дикий слышат. Стали дома запирать, да никого по одному не пускать. Мало ли что, - он перекрестился. Купцы – народ суеверный и темноты боящийся. Может, и правда, что случилось, переждать – не самое плохое дело. Я кивнула и от него отошла. Сегодня схожу в трактир, сама эти истории послушаю.
Днем я обошла деревню, посмотрела все. Из своих топей и болот я никогда не выезжала. Не хотелось, да и ехать мне было некуда. По дорогам носились дети, их матери сидели на крыльце, вышивали или стирали, иногда к ним подходили еще женщины или бабушки, и тогда начинался долгий разговор из всех сплетен деревни, бытовых советов и смысла жизни. Было в деревне что-то особое, что-то таинственно притягательное в этих картинах. Будто старое, еще из детства, воспоминание достали и нарисовали уже в других местах. Будто я так же когда-то бегала по таким дорогам, будто бы и моя мать вот так сидела и бросала на меня заботливые взгляды. Я столько раз видела это все, что, кажется, я так же жила в этом их мирке.
