Замуж с осложнениями
— Я боюсь, что она украдёт у тебя душу! И мы оба знаем, что на этом тебе придёт конец! Она улетит на свою Землю через три дня и забудет твоё имя, а ты уже никогда — никогда! — не будешь счастлив!
Я слегка прирастаю к стене, изо всех сил вслушиваясь в ответ Азамата.
— А тебе не приходит в голову, что это могло уже случиться? — говорит он довольно тихо. Дальше я слышу только сбивчивое дыхание, видимо, Алтонгирела.
— Я надеялся, — произносит он медленно, — это предотвратить. Если бы ты был благоразумнее…
— Куда уж благоразумнее! — громыхает Азамат, у которого, похоже, кончилось всякое терпение. — Я был благоразумен всю жизнь, и за это теперь ты хочешь испоганить последние три дня, что у меня есть с ней? Я был несчастлив пятнадцать лет! Когда она уйдёт, больше ничего не будет, но я имею право быть несчастным на своих собственных условиях!
Наступает та самая звенящая тишина, когда внезапное отсутствие звука вызывает болезненное ощущение нехватки. Больше всего я боюсь, что сейчас Алтонгирел выскочит оттуда, хлопнув дверью, как это за ним водится, а я тут стою, и на лице у меня крупными муданжскими буквами написано, что я всё слышала. Надо взять себя в руки и что-то сделать. Но если я убегу и запрусь у себя, они тоже всё поймут. И Азамат расстроится… Да господи, что я ни сделай теперь, он всё равно расстроится! Разве только… надо подарить ему рубашку.
Внезапно я просто чувствую, как что-то вроде судьбы берёт меня за плечи стальными пальцами и приказывает: подари ему рубашку. Лучше прямо сейчас. Ещё лучше — на глазах у Алтонгирела, если не всей команды. Иди.
Дальше, видимо, кто-то думает за меня, потому что я бы ни за что не догадалась отойти до угла, а потом подойти обратно, громко топая, чтобы они там меня слышали. И вот я стучу в дверь. Не знаю, что отражается у меня на лице, но надеюсь, что это ни к чему не обязывающая улыбка. Рубашку я пока прячу за спиной.
Азамат открывает дверь, его собственное лицо ничего особенного не выражает. Не примерещился ли мне их разговор?
— Лиза… — произносит он несколько растерянно. — Вы же знаете, что дверь не заперта.
— Ну, неудобно как-то без стука входить, — говорю я слегка сдавленным голосом, который стараюсь обратить в этакую детскую кокетливость. Тут я как бы впервые замечаю Алтонгирела, который стоит у иллюминатора спиной ко мне и делает вид, что меня нет. — Ой, привет, — говорю я его спине, а потом снова поворачиваюсь к Азамату: — Я не помешала?
— Нет-нет, заходите, — он отстраняется, и я вхожу. Впрочем, далеко от двери я не отхожу, потому что боюсь, что Алтонгирел выскочит, а руководящей мной сверхъестественной силе он зачем-то нужен здесь.
— Азамат, — начинаю я, чувствуя, как улыбка на моём лице становится шире не совсем согласно моим желаниям, — у меня для тебя небольшой подарок.
— Подарок? — озадаченно повторяет он, кидая быстрый взгляд в сторону Алтонгирела.
— Да, — киваю я для пущей убедительности. — Это, конечно, пустяк, но мне хотелось как-то тебя поблагодарить за то, что ты всё время ко мне так добр.
Не знаю, как я всё это выговорила, не запнувшись. Но дальше тянуть нечего, я вынимаю из-за спины заветную вещицу и вручаю по назначению.
Вот теперь мне очень хочется убежать. Потому что он ведь будет восхищаться и благодарить, а мне будет стыдно — не знаю точно почему, но обязательно будет. Теперь я тоже кошусь на Алтонгирела, который оторвался от созерцания заснеженных муданжских просторов и с выражением лёгкого ужаса на лице смотрит, как Азамат разворачивает мой подарок. Вместо того чтобы убежать, я протягиваю руку к выключателю и прибавляю свет посильнее — то ли чтобы Азамату было лучше видно продукт моих усилий, то ли чтобы мне самой было лучше видно Азамата.
Мне кажется, руки его плохо слушаются — или он просто никак не может поверить, что это такое я ему дала. Некстати вспоминаются английские сказки про домовых. Вот сейчас поймёт, что это одежда, и исчезнет, отпущенный на свободу. И останусь я тут с Алтонгирелом у разбитого корыта.
Наконец он убеждается, что это рубашка, и воззряется на неё так, как, наверное, Моисей смотрел на скрижали. А потом переводит этот кошмарный, исполненный священного трепета взгляд на меня, и мне кажется, что от этого взгляда расстояние между нами внезапно растягивается на несколько миллионов световых лет, как будто мы смотрим друг на друга через пространственный туннель.
— Н-нравится? — выдавливаю я с таким чувством, будто этот писк выдернет меня из-под стремительно мчащегося товарняка.
— Да, — говорит он, почти не выдыхая. — Да, конечно, Лиза, спасибо…
Плотину прорвало, и экзистенциальный момент утонул. Я вздыхаю с облегчением. Азамат всё продолжает меня благодарить, я почти не слушаю, но дружелюбно улыбаюсь. Украдкой кошусь на духовника: он напоминает не особенно наделённую интеллектом крупную рыбу. Покажи крючок — проглотит.
— Я рада, что тебе нравится, — говорю я Азамату медовым голосом. Подхожу поближе и обнимаю его чуть повыше пояса — а выше не достаю. Я бы его поцеловала, но не прыгать же… Он в ответ ко мне не прикасается, только смотрит ошарашенно. М-да, у них, наверное, не принято по любому поводу обниматься, как у нас. Ну да ладно, чёрт с ними, с приличиями, лишь бы ему было приятно.
