Дневник законченной оптимистки - Трифоненко Елена
– Пускай! – крякает Иваныч, заплетая Алёнке восемнадцатую косичку. – У него ж должна координация развиваться.
Я захожу на кухню, чтобы попить, и чуть не влетаю в длиннющую стену из банок.
– Это что?
– Гостинцы! – радостно сверкает глазами мать. – Помидоры, огурцы.
– Всё свое, кочкинское! – гордо рекламирует Иваныч. – Никакой тебе химии.
– А оно так и будет всё здесь стоять?
– Ну а куда девать-то? – насупливается мать. – В холодильник больше не лезет.
– Ладно, – говорю я и осторожно переступаю через банки, чтобы пробраться к раковине.
Пока я наливаю и пью воду, мой взгляд тщательно ощупывает Алёнку. Я сто лет не оставалась ни у кого с ночевкой, и мне немного не по себе. Почему-то кажется, что за время моего отсутствия у дочери обязательно поднимется температура, случится приступ аппендицита или вообще что-нибудь сломается. Вид у дочери, скажем так, уже не очень. Руки и ноги все исчерчены длинными царапинами, ведь кот нам, конечно, достался с характером.
– Мама, следите, пожалуйста, за зверьем: у Алёнки скоро утренник, а она уже вся покоцанная.
– Ничего страшного, – утешает меня Иваныч, откладывая расческу. – Пускай ребенок резвится. Если что, нарядим ее во Франкенштейна.
Невольно закатываю глаза.
– Майя, а может, хотя бы холодец попробуешь? – всплескивает руками мать. – Такой вкусный! С чесноком, с хреном…
– Его еще с горчичкой хорошо, с горчичкой! – подхватывает Иваныч.
О нет! Подобно лани, перескакиваю через банки и несусь прочь из кухни.
* * *
Дин-дон! Лифт Артёма с заученной приветливостью распахивает мне свои объятия. Делаю шаг вперед и теряюсь перед своим отражением. Такие встревоженные, смущенные глаза, побелевшие от напряжения губы! Я опять маленькая потерянная девочка, которая очень хочет понравиться.
Быстрее отворачиваюсь от зеркала, чтобы еще сильнее не разволноваться: из-за волос, из-за нездоровой худобы и неудачного носа. Так, Майя, не обольщайся! Тебе всё равно ничего не светит. У вас просто секс и ничего более. Разве ты забыла? Стоит на что-то понадеяться, и ты обречена на несколько месяцев душевной агонии.
Аутотренинг работает: когда я выхожу из лифта, сердце уже почти не пытается сделать себе харакири о ребра. Отлично! Теперь главное – перестать дрожать.
Мой палец еще только тянется к звонку, как дверь распахивается. Это знак? Или я опять пытаюсь размечтаться?
– Наконец-то! – вместо приветствия говорит Артём и нежно чмокает меня в нос. – Я боялся, что дороги так заметет, что ты не сможешь до меня добраться. Уже собирался поискать в Интернете какое-нибудь заклинание против непогоды. – Он убирает мой пуховик в шкаф и кивает: – Проходи на кухню, я сейчас.
– Как-то это неправильно, – корчу рожицу я. – Я рассчитывала, что ты уже в прихожей на меня набросишься. Может, ты опять купил маленькую пачку презервативов и экономишь?
Он вдруг краснеет.
– Так! Иди, давай.
Я прохожу в кухню-гостиную и замираю в немом восхищении: почти половину комнаты теперь занимает огромная пышная сосна. И она даже пахнет: тягуче, крепко, пьяняще.
Артём втаскивает на кухню огромную коробку с игрушками:
– Что-то я нахватал разного. В магазинах нынче чего только нет, глаза разбегаются.
Впервые со дня нашей встречи он выглядит смущенным. И елки зеленые, как же ему это идет! Я упираю руки в бока и делаю самый нахальный вид, на который способна.
– Ты что, меня эксплуатировать собрался?
– А как же! – кивает он, выуживая из коробки пакет с огромной блестящей звездой. – А ты думала, буду пряниками кормить?
Ох, до чего же он сексуальный в этой белой маечке! Я демонстративно вздыхаю и достаю из коробки упаковку красных шаров.
– Да уж! Так нагло меня еще никогда не разводили.
Глава 21
Перевертыши
Когда елка почти наряжена, в квартире раздается протяжная трель звонка. Я мгновенно напрягаюсь. Кто это пожаловал посреди ночи и метели? Подружка? Старая знакомая? Жена?
– Я сейчас, – говорит Артём, откладывая в сторону только что освобожденную из упаковки золоченую шишку.
Он выходит из кухни, а я сажусь на диван и вся обращаюсь в слух. К сожалению, из прихожей почти ничего не слышно, только какое-то невнятное бормотание. Под ложечкой разливается неприятный холодок. А вдруг это вообще Лаптев притащился? Проследил за мной и решил донести до Артёма, какая я расчетливая сволочь. Мне становится совсем не по себе.
Проходит минута, и Артём возвращается на кухню с целой горой каких-то коробок.
– Ты чего такая испуганная?
– Испуганная? – Я пытаюсь принять беспечный вид: закидываю ногу на ногу и откидываюсь на спинку дивана. – Тебе кажется.
Он пожимает плечами, а потом составляет коробки на стол.
– Кто это был?
– Доставка из ресторана. Давай-ка немного поднажмем – быстрей закончим с украшениями и будем ужинать.
Я возвращаюсь к сосне и цепляю на ветку еще один шар. Потом с любопытством смотрю на Артёма. Все-таки не мешает хоть немного прощупать почву и узнать о нем больше.
– Слушай, ты когда-нибудь был женат?
– Давно, – отзывается он, распаковывая очередную шишку. – Мой брак изначально был ошибкой и долго не протянул.
– А дети у тебя есть?
– Нет. Я же говорил тебе, я завидный холостяк, не обремененный никакими обязательствами.
Я почти обижаюсь:
– То есть я, по-твоему, второй сорт, раз у меня есть дочь?
До него, кажется, только сейчас доходит двойное дно случайной фразы.
– Конечно, нет. Но ты уже не можешь так легко нырнуть в роман, как я. Тебе нужно думать, с кем оставить ребенка, и всё такое.
Настроение портится. Конечно, я знаю, что моя дочь никому не нужна, кроме меня, но бесит, что все мои мужчины то и дело намекают, что ее нужно где-то оставить, чтобы не мешала наслаждаться жизнью.
Артём достает из коробки электрическую гирлянду.
– Сейчас прицепим фонарики, и готово!
Я забираюсь на диван с ногами и наблюдаю за тем, как паутина из проводов оплетает пушистые ветви. А ничего так получается. Красиво!
– Как ее зовут? – спрашивает Артём, делая второй круг вокруг сосны.
– Кого?
– Твою дочь.
– Алёна.
– Я надеюсь, она хулиганка? Вся в мать?
– Само собой.
Он улыбается.
– Мне хочется с ней познакомиться.
– Сначала нужно пропить курс седативных препаратов, иначе твоя нервная система не справится с нагрузкой.
– Моя – справится. У меня нервы, как канаты. Четыре года на руководящей должности, знаешь ли, закаляют.
– Ладно, – киваю я, ощущая в груди огромную теплоту. – Я поговорю с ней, возможно, она выделит для тебя окошко в расписании.
– Не тяни, хорошо? Я собирался позвать вас обеих в воскресенье на каток.
Мне так хочется обнять его, что даже дыхание перехватывает. Борюсь с собой. Еще не хватало, чтобы Артём решил, будто я надеюсь на серьезные отношения. А я ведь уже надеюсь. Вот черт!
Закончив с декором, мы тихо, по-семейному, ужинаем в разноцветном свете маленьких новогодних лампочек. Я рассказываю о том, какой сумасшедший дом творится у нас из-за Иваныча и его кота, а Артём делится со мной всякими воспоминаниями из детства.
Еда – жареное мясо и салаты – такая вкусная, что я наедаюсь по самое не могу. И где мои манеры, спрашивается?
Артём убирает со стола и моет посуду.
– Мне кажется, ты напрасно столько всего заказал, – жалуюсь я, и опять перебираюсь на диван. – Теперь мне точно не до постельных утех.
– Давай посмотрим какую-нибудь киношку?
Кажется, разочарованным он не выглядит.
– Давай.
Артём находит для нас старую советскую комедию, и мы вытягиваемся на диване, будто супружеская чета пенсионеров. Мне так тепло и уютно рядом с ним, что даже не верится. Артём чуть поглаживает меня по бедру.
– Я сейчас немного переведу дух и ка-ак наброшусь на тебя! – клятвенно обещаю я, а потом зеваю.
