Женаты поневоле
Взгляд Мирона вымораживает. Он очень зол, и я понимаю его. Окажись на его месте, тоже бесилась бы. С самого начала вся эта затея с публичной выпиской была мне не по душе, но Лариса четко дала понять, что отец это одобрил, и отступление от плана будет воспринято как бунт.
Пришлось подчиниться.
Мне еще повезло, что утром позвонил Назар, попросив подменить его и помочь брату поехать домой.
Все складывалось как нельзя лучше. Я даже подумывала все же рассказать Адамиди все до того, как мы выйдем из больницы. Но та картина, что я застала, слишком выбила меня из колеи.
Понятия не имею, как нашла в себе силы, чтобы озвучить требования конфиденциальности. По сути сама же выдала ему разрешение на измены.
Горечь ядом растекалась по венам. Было так гадко, что не выдержала - сбежала.
Пока собиралась с мыслями, мы уже оказались у выхода, и времени, чтобы объясниться, не осталось.
Так что теперь мы стоим под прицелами камер, а муж прожигает меня ненавидящим взглядом. И если я хоть что-то не сделаю, то отец решит, что я снова бунтую. И кто знает, чем это окончится для мамы.
- Простите, но мы с Мироном хотели бы пройти к машине. Мой муж довольно долго пробыл в больнице и очень хочет домой, - делаю заявление, глядя в одну из камер.
Я стараюсь улыбаться и боюсь смотреть на мужа. Уверена, он уже придумывает план мести, но если он сейчас мне не подыграет, это будет полный провал.
Когда вдруг чувствую его руку на своем плече, мне даже не верится.
Оборачиваюсь и робко смотрю на него.
У Мирона снова такой взгляд ,что мурашки по коже. Такой же, как та том фото, из больницы. За эти дни я, стыдно признаться, посмотрела его до дыр.
- Прошу прощения, но моя жена права - нас дома заждались родные и близкие. Так что просим простить.
- А правда, что у вас здесь любовница работает? - выкрикивает одна из журналисток.
Это удар под дых. Лариса заверила, что будут только проверенные люди, и провокационных вопросов не будет. У меня не выходит вдохнуть. Я в панике. Не знаю, что делать и как отвечать. Опускаю взгляд, стараюсь сфокусировать взгляд, но в это мгновение весь мой карточный домик начинает разрушаться прямо на глаза.
- Кому нужна любовница, когда у него такая горячая штучка под боком? - скабрезно шутит Мирон, переключая на себя внимание. А затем разворачивает меня к себе и целует.
Довольно глубоко и жестко. Присваивая. Клеймя.
Наказывая.
И я позволяю ему. Понимаю, что виновата. Что у него есть право злиться.
Поэтому не сопротивляюсь совершенно.
Вокруг раздается восторженное улюлюканье, вспышки камер, а затем, пока все, как и я, немного в шоке, Мирон берет меня за руку и ведет сквозь толпу.
- Где машина? - совершенно иным голосом спрашивает он, и я понимаю - все это было игрой на публику. От этого становится холодно и горько.
- Чуть дальше. Водитель уже ждет нас.
Нам удается оторваться от журналистов и выехать с парковки. Мы сидим вроде бы и близко, но ощущение, что находимся так далеко друг от друга.
- В следующий раз предупреждай, если решишь разыграть очередной спектакль, - наконец, выдает муж, даже не глядя в мою сторону.
- Прости, я… не успела.
- В твоих же интересах, чтобы успевала, - жестко возражает он. - Иначе рискуешь выставить себя в неприглядном свете, и вся твоя репутация пойдет лесом.
- Мирон, это не моя идея, - пытаюсь оправдаться. Звучит, конечно, жалко, но мне так не хочется, чтобы он считал меня безмозглой курицей, которую волнует мнение журналистов.
- Да по хрену, - равнодушно отвечает он. - Ты сама говорила о правилах. Так вот это работает в обе стороны - соблюдай их, и наше вынужденное сосуществование не навредит никому из нас.
Мирон безжалостно бьет меня словами. Я все это заслужила, но слезы все равно подступают слишком близко.
- Хорошо, - с трудом выдавливаю.
Губы все еще горят от его поцелуя, который казался таким настоящим, таким правильным.
- И еще - пока не родишь, про связи на стороне забудь.
Шокированно смотрю на него. С чего он решил? А потом вспоминаю, как сам тискался с этой медсестрой, и злость вспыхивает во мне.
- А как же “правила работают в обе стороны”?!
- Если выяснится, что ты нагуляла ребенка, твой папаша заставит строгать еще одного. Так что сделай одолжение - подожди с загулами, пока он не получит свое. Нет желания лишний раз на тебя забираться.
Внутри меня словно замораживает. Я сижу и думаю о том, что словно в помоях выкупалась. А самое страшное, что выбора у меня, по сути, и нет. Мне придется идти на условия отца, если не хочу поставить под удар жизнь мамы.
- А ты жестокий, - шепчу едва слышно. Но, видимо, недостаточно тихо, раз Мирон все же реагирует.
- Если так сильно чешется между ног, можем заехать в сексшоп. Для таких, как ты, там много приспособлений.
Адамиди делает все, чтобы убить ту симпатию, которая во мне еще есть. Я проглатываю и эти слова. Отворачиваюсь и просто игнорирую его до самого дома.
